– Угощайтесь… – Габриэль помог Яне Григорьевне подъехать к столу и кивнул секретарше, отпуская ее. – Вам чай или кофе?

– Чай, пожалуйста. Я была его женой… – сообщила вдруг посетительница.

– Женой? Простите, не понял…

– Ваш отец ушел из вашей семьи и женился на мне. Я его вторая супруга, – пояснила инвалид. – Вот так получилось… Вы очень на него похожи.

– Это неожиданно для меня… – пробормотал Габриэль. – Что с ним сейчас?

– Он умер три года назад. Сначала долго болел, а потом скончался… – Посетительница промокнула слезы платочком. – Я чувствую вину перед вами.

Габриэль налил себе кофе.

– Не надо чувствовать вины, все в порядке. Мы с мамой не пропали, я вырос, встал на ноги, зарабатываю, маму полностью содержу. Она никогда его не вспоминала. Жизнь такая штука…

– Я понимаю. И рада, что у вас все хорошо, несмотря на то, что вы выросли без отца. – Яна Григорьевна обвела глазами кабинет.

Габриэль осторожно спросил:

– Извините, вам что-то нужно? Вы для чего сейчас пришли ко мне? Говорите…

– Все правильно, – вздохнула посетительница.

– Что именно?

– Отец не вспоминал о вас, вы не спрашиваете о нем… Вы совершенно правы, я не просто так пришла к вам. Никогда бы не осмелилась, если бы не заставила нужда. Видите ли, у нас с Виленом родился сын. Так что у вас есть родственник – брат. И я пришла просить не за себя, за своего ребенка. Он очень нуждается в помощи. Но если вы откажете, я пойму. У меня теплится маленькая надежда на чудо, что вы все-таки поможете, потому что до сих пор не выгнали меня. То есть эта надежда крепнет…

– Я слушаю вас, Яна Григорьевна, – спокойно произнес Габриэль.

– Эмиль – хороший мальчик, очень чуткий, добрый и эмоциональный…

– Я так понимаю, что речь идет о вашем сыне? – спросил Габриэль.

– Да. Извините, я волнуюсь.

– Ничего, ничего. Рассказывайте.

– Он хорошо учился, всегда меня слушался. Потом умер отец. А Вилен очень любил его, Эмиль был долгожданным ребенком для нас обоих. Ой, я зря сказала, что Вилен любил моего сына? Вам, наверное, было больно слышать? – Женщина захлопала влажными ресницами.

– Совсем нет, – улыбнулся Габриэль, – у меня нет по данному поводу никаких предрассудков. Это прекрасно, что отец любит своего сына.

– Извините. Так вот, Эмиль очень сильно переживал смерть отца, впал в депрессию. Он остался единственным мужчиной в семье, теперь ответственность за меня и сестру легла на него.

– У вас еще и дочь есть? – спросил Габриэль.

– Девочка – дочь моей погибшей младшей сестры. К нам попала в возрасте четырех лет, а сейчас ей восемнадцать. Мне она как дочка, Эмилю как сестра.

– Понятно. Вы пейте чай, не стесняйтесь…

– Спасибо, очень вкусный. Наверное, дорогой? Я такого даже и не пробовала никогда. Извините, волнуюсь…

– Я пью чай эксклюзивных китайских сортов, – пояснил Габриэль, не понимавший, почему посетительница постоянно акцентируется на его благосостоянии. – Так что там с Эмилем?

– Да, да… О, это все из-за меня! – опять начала заводиться женщина. – Жизнь начала портиться, когда я села в инвалидную коляску. Это случилось за два года до ухода Вилена, и, думаю, переживания за меня подтолкнули болезнь мужа – у него с возрастом шалило сердце – к ее логическому завершению. После его смерти стало, конечно, еще тяжелее, с моими-то ограниченными возможностями. Да, было очень тяжело, но я как-то собралась и смирилась даже. Ничего, сын все же уже не маленький, в институт поступил. Но вдруг моя болезнь прогрессировать начала, почки совсем отказывались работать. Я, честное слово, скрывала свое состояние, как могла, но Эмиль однажды побеседовал с лечащим врачом, та ему и выдала – собирайте, мол, деньги на операцию, если не хотите потерять мать. А где бы он, студент-пианист, нашел такую громадную сумму? Вот Эмиль и совершил этот жуткий поступок!

Женщина перевела дух и, пригубив чай, поморщилась, словно выпила водки.

– Ваш сын влип в какую-то историю? – догадался Габриэль, косясь на часы.

– Да, и еще как влип… Он у нескольких людей вытащил кошельки. Но его не поймали, все это выяснилось позже.

– Ого! Воровство!

– К сожалению, именно так. Украл сто тысяч рублей. Господи, прости его! Вот на что, дурачок, пошел ради матери.

– А сколько надо на операцию? – поинтересовался Габриэль, никогда ранее не сталкивавшийся с данной проблемой.

– Одна почка пятьсот тысяч, две – миллион.

– Три – миллион пятьсот… – Задумавшись, Габриэль машинально продолжил ряд чисел. – О, извините! Вам-то сколько надо?

– По идее, на две почки, но для сохранения жизни хотя бы на одну. – Лицо дамы пошло от волнения красными пятнами.

– М-да… Это ж сколько еще кошельков ему пришлось бы украсть? – грустно улыбнулся Габриэль.

– Я не знала, о чем он думал и думал ли, когда шел на такое… – тяжело вздохнула Яна Григорьевна. – А сейчас у меня нет возможности с ним даже поговорить, потому что его все-таки взяли. В автобусе или в троллейбусе Эмиль вытащил кошелек у молодой женщины, и та это заметила. Его схватили и арестовали, теперь будут судить. Он пытался убежать и толкнул девушку, та упала на спину. Хорошо еще, что потерпевшая не указала в заявлении о причинении ей физической травмы.

– А что конкретно вы от меня-то хотите? – спросил Габриэль. – Денег?

– Я знаю, что вы работаете в органах, мне муж говорил, кем стал его старший сын, и хотела попросить вас помочь вытащить Эмиля. Я сделаю все, чтобы он осознал содеянное и никогда не повторял прежних ошибок. Я обещаю! Но мне, инвалиду, очень тяжело одной без сына. Я жить не хочу, зная, что он будет сидеть в тюрьме! Ему грозит…

– До пяти лет, – продолжил за Яну Григорьевну Габриэль. – Сколько ему грозит, я знаю, только я уже не работаю в органах. Вы бы поговорили с потерпевшей и попробовали уговорить забрать заявление. Это было бы наилучшим выходом из ситуации. Если сможете, то и деньги предложите за моральный ущерб. Объясните ситуацию, возможно, она пойдет вам навстречу.

– Я и сама до того же додумалась. И конечно, не стала бы вас тревожить. Я нашла ее и попыталась договориться, – закивала Яна Григорьевна.

– Ну и? – спросил Габриэль, вспомнив, что совсем недавно где-то уже слышал похожую историю.

– Девушка оказалась вроде приятная и понятливая. Только она явно сильно обижена на моего оболтуса. Но в конце концов согласилась взять компенсацию. Мы назначили встречу, мой человек принес деньги к театру, а она не вышла… Видимо, передумала идти на мировую, не хочет помочь нам с Эмилем. И я ее понимаю. И ни в коем случае не осуждаю. Ради сына я попыталась найти ее, и мне сказали, что она на больничном. Тут я совсем плохо себя почувствовала: а вдруг на больничном она из-за Эмиля, из-за падения? Да девушка и не посмотрит теперь на те копейки, что я собрала, даже разговаривать со мной не захочет!