– Это больше напоминает испытание. – Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю на облака. – Словно мы попали на бесконечный выпускной экзамен. И видение с кладбищем – лишь очередной вопрос. Вот только в этот раз не похоже, что я должна что-то сделать. По крайней мере, в видениях с огнем это было четко видно.

– И что же ты должна была сделать? – улыбнувшись, спрашивает он.

– Спасти тебя. Вот только на самом деле ты не нуждался в спасении, верно?

– В этом-то вся сложность, – говорит он. – В полной неопределенности.

Какое милое выражение! Кажется, оно могло бы стать девизом всей моей жизни.

– И раз уж это испытание, то какой, по-твоему, должен быть итог?

«Ты, – думаю я. – Все дело в тебе». Но не говорю этого. Наверное, я все еще не смирилась со своим предназначением, даже теперь, когда знаю, что умрет мама, а не Такер. Мне все еще кажется, что меня просят выбрать между ним и Кристианом.

– Даже не представляю, – наконец отвечаю я.

– Понятно, – говорит он. Так что ты хотела бы обо мне узнать? Не могу обещать, что расскажу все как на духу, но постараюсь.

И тогда я спрашиваю то, что первым приходит в голову.

– Ты… любил Кей?

Кристиан смотрит вдаль на долину и город у подножья склона, а затем осторожно постукивает лыжами друг о друга. Его явно обидел мой вопрос.

«Прости», – мысленно прошу я.

– Все в порядке, ты имеешь полное право спросить об этом, – успокаивает он и вздыхает. – Да. Я любил ее.

– Тогда почему ты бросил ее?

– Потому что она могла узнать, кто я на самом деле.

– Ты ничего не говорил ей?

Кристиан тоже откидывается на спинку сиденья и выдыхает через нос.

– Сколько я себя помню, мне вдалбливали, что я не должен рассказывать людям о себе. Дядя утверждает, что это не принесет ничего хорошего. И он прав – невозможно построить отношения с обычным человеком, во всяком случае серьезные отношения, так, чтобы он не заметил, что с тобой что-то не так. Да и как быть, когда это случится?

В голове неожиданно всплывает то, что отец переехал на другой конец страны после расставания с мамой. Это кажется безумно странным, но после слов Кристиана мне приходит на ум, что отец вполне мог узнать, что мама не вполне обычный человек. Может, именно поэтому он нас бросил? Может, дядя Кристиана прав? Может, любые отношения с человеком обречены на провал?

– Думаю, этот фокус прошел бы только с действительно глупыми людьми, – продолжает Кристиан, и уголок его рта приподнимается в улыбке.

– Вот только Кей не дура, – напоминаю я.

Может, она и злая ведьма, и иногда прикидывается идиоткой на уроках, но она не дура.

– Да, Кей не глупая, – соглашается он. – И в конце концов мне бы пришлось все рассказать ей. А это не привело бы ни к чему хорошему.

Я вспоминаю ту ночь, когда Такер узнал о моей ангельской крови, и о его мучительных вопросах, а также безумных предположениях. Он не отставал, пока я не раскрыла всю правду.

– Это точно, – тихо говорю я, глядя на свои перчатки.

– И как много известно Такеру? – интересуется Кристиан. – Потому что он тоже не дурак.

Меня накрывает смущение оттого, что Кристиан, как хороший ангелок, все сделал правильно и сохранил свои секреты, а вот я нет. Как влюбленный, навязчивый и думающий только о себе щенок, я рассказала обычному человеку правду. И подвергла риску всех, в особенности Такера.

– Насколько много? – интересуется Кристиан.

– Ну… почти все.

– И про меня?

– Да.

В это мгновение его взгляд становится градусов на десять холоднее, чем минуту назад.

– Я же сказала тебе, что не умею хранить секреты, – напоминаю я.

– Ну, тогда стоит порадоваться, что ты утаила от него хоть что-то, верно?

Уверена, он говорит о моем сне про кладбище. И о том, что я ошиблась, ведь сон был о похоронах мамы, а не Такера.

– Да, – соглашаюсь я. – Хотя и не знаю, подходит ли для этого слово «радоваться».

– Точно.

Кристиан вновь надевает перчатки, а затем громко хлопает в ладоши, отчего я вздрагиваю и поднимаю глаза. Подъемник быстро приближается к вершине горы.

– Итак, на этом предлагаю закончить все серьезные разговоры. Ведь я притащил тебя сюда, чтобы повеселиться.

Он поправляет лыжные палки. И я следую его примеру, пока подъемник преодолевает последние метры до вершины склона. А затем выставляю палки так, как Кристиан показал мне в прошлом году. Почувствовав под лыжами землю, я встаю на ноги и, оттолкнувшись, шутливо пихаю Кристиана в плечо, когда изящно проезжаю мимо него. Теперь я девушка, способная проехать по трассе с голубым квадратом, а не новичок в горнолыжном спорте.

– Мой маленький вундеркинд, – говорит он с притворной гордостью и злорадной улыбкой. – Что ж, приступим.

Все утро я практически не вспоминаю о маме. Мы с Кристианом вырисовываем узоры на склоне, то взбираясь наверх, то скатываясь вниз. Мы подрезаем друг друга или перекрещиваем траектории спуска, балуясь словно дети.

Иногда мы устраиваем соревнования, и Кристиан даже позволяет мне лидировать, прежде чем применить свои суперспособности и в мгновение ока вырваться вперед. Но он никогда не уезжает от меня далеко. Он катается в моем темпе, учитывая уровень моего мастерства. И я ценю это.

А затем он затаскивает меня на свою любимую трассу. Мы стоим на самой верхней точке склона, глядя вниз. Чуть поодаль на знаке нарисован черный ромб. Это не просто сложный спуск, на нем вы вполне можете погибнуть, если недостаточно опытны. Так что неудивительно, что сейчас мои глаза напоминают по форме блюдца.

– Ой, да ладно тебе, хватит трусить, – задирает меня Кристиан. – В тебе же течет ангельская кровь. Ты практически неуязвима, помнишь? Поверь мне, мы отлично повеселимся.

Слово «трусиха» всегда было моим спусковым крючком. Поэтому я тут же отталкиваюсь палками и, истошно крича, устремляюсь вниз. Склон не просто так обозначили черным ромбом. Во-первых, он убийственно крутой. А во-вторых, укрыт пушистым снегом глубиной по пояс, который ощущается так, будто на мои лыжи давит тонна бетона. Так что примерно через тридцать секунд я теряю контроль, а через минуту падаю с сугроб. Полнейшее поражение.

Кристиан останавливается рядом со мной, взметая лыжами волну снега.

– Это был последний раз, когда я тебе поверила, – говорю я.

– Ты так мило распласталась на снегу.

– Заткнись и помоги мне найти отстегнувшуюся лыжу.

Мы принимаемся рыться в рыхлом снегу, но ничего не находим. И после десяти минут бесплодных поисков я признаю, что склон поглотил ее.