– Я! – откликнулся командир разведчиков.

– Твой взвод выдвигается в Охримовку. Ваша цель – полицейская управа. Кроме того, трое ушли ночью в Ахтырку с Татьяной. Там она выходит на подполье, боевая группа ждет сигнала. Что мы имеем при таком раскладе?

Вопрос прозвучал риторически. Капитан взглянул на часы, подытожил.

– Имеем мы вот что. В двадцать ноль-ноль, погрешность во времени – до пяти минут, в этот квадрат вылетит наш бомбардировщик. Мы уже лупим одновременно по зенитчикам, лагерной охране и охране строительства, а также – по охримовской полиции. Объект закидывают бомбами с воздуха. Паника дикая, и это нам на руку. Пленные, которых мы освобождаем, идут нам в помощь. Зенитчики не смогут открыть огонь по самолету и помешать атаке с воздуха. Тем временем группа в самой Ахтырке забросает гранатами районную полицейскую управу, поставлена задача убить начальника полиции. Сразу после завершения операции отряд, пополнившись освобожденными пленными, снимается и уходит вот сюда, в направлении Харькова. Там будет получено новое задание. Потому здесь, на базе, никто не остается. Вопросы?

– А Зимина с остальными? – тут же поинтересовался Шалыгин.

– Она с группой уходит в лес. Дальнейшие инструкции получит уже по каналам подполья. Понимаешь, Паша, ждать их мы не можем и не имеем права. Твой взвод и взвод Прохорчука соединяются с основными силами отряда вот тут, в двух километрах от Охримовки. Еще вопросы?

Рука Дробота поползла вверх, как показалось ему, помимо воли.

– Что?

– Объект в лесу будут бомбить. Там же свои… Пленные, которых гонят на работы.

– И на верную смерть, как мы тут уже знаем, – подхватил Родимцев. – У нас нет и не может быть гарантий тому, что, стоит охране услышать выстрелы за периметром, она не начнет расстреливать пленных в первую голову. Будем надеяться на удачу, товарищ Дробот. Хотя ты человек бывалый, обстрелянный. Должен знать, что даже в окопе от шальной пули никто не застрахован. Процент потерь допустим всегда, это не обсуждается.

Неожиданно Роману стало неловко, даже где-то стыдно за очередное проявление своей неуправляемой сущности, привитой довоенным профессорским воспитанием. Щеки запылали, он даже коснулся одной из них ладонью, украдкой оглядывая собравшихся, – ну как кто увидит его недостойное, студенческое смущение. Однако на Дробота никто особо не обращал внимания, партизаны сгрудились у карты, собираясь обсуждать детали, и Роман понял: ни у кого из них не появилось и доли тех сомнений, которые обуревали его.

Что же, может, это и правильно по законам военного времени.

На указанную позицию отряд вышел точно в положенный срок.

Как и было условлено, взвод Шалыгина выдвинулся к Охримовке, отделившись от основных сил после двух третей пройденного пути. Через короткое время свою часть задания отправился выполнять и взвод Ивана Прохорчука, с которым, как, впрочем, и с большинством партизан отряда «Смерть врагу!», Дробот не успел толком познакомиться, хотя по имени-фамилии знал, почитай, всех. Остальные же, в том числе – Полина, оставшись после ухода Зиминой единственной женщиной в отряде, шли за ним, как за проводником: Роман выводил бойцов к лагерю и, соответственно, объекту, их главной цели, с тыльной стороны.

Двигались молча. Когда опустились апрельские сумерки и перетекли в ночь, особенно остро пахнувшую приближением весны в лесу, среди медленно просыпающейся природы, темп не сбавляли. Дробот уже не удивлялся самому себе, как это ему удается практически без ошибок ориентироваться на незнакомой раньше местности и уверенно вести отряд за собой. Видимо, тренировки, которые он в детстве и ранней юности считал глупостями, при этом не находя мужества отказаться от лесных прогулок, сейчас приносили неожиданные и полезные плоды.

Удивляло Романа другое – выдержка Полины. Девушка ни в чем не уступала взрослым сильным мужчинам. Разве только отдала рацию крепкому партизану, шедшему почему-то без вещмешка, налегке. Но ремень своего ППШ она перекинула поперек груди, упругость которой гимнастерка и застегнутая на все пуговицы телогрейка только лишний раз подчеркивали, и шла в середине строя, широко шагая, чуть опустив при этом голову, словно глядя под ноги, боясь оступиться. Возникло глупое мальчишеское желание попросить, нет – потребовать у девушки автомат, но Роман нашел в себе силы сдержаться, мысленно договорившись сам с собой: Полина не первый месяц в отряде, опыт таких вот бросков есть, даже чуть поболе, чем у него. Потому, оставив за девушкой право чувствовать себя амазонкой среди мужчин, Дробот сосредоточился на своей задаче.

Когда до лагеря осталось, по его расчетам, совсем немного, Роман дал знать командиру. Тот сразу же приказал рассредоточиться и двигаться осторожнее. Времени хватало, часы Родимцева показывали без четверти семь вечера. Предчувствуя, что скоро начнется нечто очень важное, Роман зачем-то скинул с плеча ремень выданного ему трофейного шмайсера, сжал в правой руке, чуть опустил плечи, пригибаясь. Движения стали вдруг более плавными, словно у вышедшего на ночную охоту лесного хищника.

У опушки, откуда открывался мрачный вид на укутанный ночью лагерь, партизаны заняли позицию, растянувшись полукругом. Родимцеву не нужно было ни о чем спрашивать Дробота, он сам указал направление, в котором находился нужный объект. Лагерь не освещался, хотя, как рассказал Роман, в случае малейшей тревоги территорию пересекал крест-накрест свет четырех мощных прожекторов, расположенных по периметру колючей проволоки. Сейчас вышки маячили в темноте, с такого расстояния ни командир, ни кто-либо другой не могли рассмотреть даже в бинокль, где находятся часовые, сколько людей у караулки, как размещаются посты вокруг колючки.

– Девятнадцать двадцать, – пробормотал Родимцев скорее для себя, чем сообщая кому-то, сколько у них осталось времени до начала. – Фомин, где ты там?

– Тут я, Ильич, – так же вполголоса отозвался начштаба и в следующую секунду возник из темноты.

– Делаем так. Берешь людей, взвод Савина, принимаешь командование. Дробот, идешь с ними. Своих же товарищей освобождать, так что постарайся, чтоб не убили. Я с остальными – к лесу, в ту сторону, – командир махнул по направлению к объекту, скрытому за деревьями. – Местность открытая с этой стороны, двигайтесь осторожно, не обнаруживайте себя по возможности.

– Это понятно, Ильич.

– Раз понятно – выполняйте. Сигнал для вас – красная ракета. Ну, не только для вас, для всех. Полина где?

– Здесь, – отозвалась из-за деревьев девушка.

– Ко мне иди.

Радистка послушно подошла. Родимцев вытащил из кармана ракетницу с длинным и более широким, чем у боевого оружия, дулом, передал ей.

– Держи. Остаешься в тылу. Без разговоров. Дашь ракету по моему приказу. Когда начнется – пали снова, держи вверх. Это маяк для летчика, чтоб наверняка, есть на этот счет распоряжение. Поняла?

Полина кивнула.

– Не слышу.

– Так точно!