Я знал, что, сколько ни смотри на двойку, в туза она не превратится. Протянул управляющему его билет:

– Мой поддельный.

– Я этого не говорил, мистер Гордон. Советую вам обратиться к другим экспертам. Например, во Французский банк.

– Да я и сам вижу. Гравировка не такая четкая и ровная, как на вашем. В ряде мест линии прерываются. Лупа показывает, что буквы расплылись. – Я повернулся. – Верно, мсье Рено?

Эксперт пожал плечами с видом ценителя:

– В своем роде дивная работа.

Я поблагодарил и вышел. Конечно, я зашел и во Французский банк, но не потому, что не доверял вынесенному приговору, а потому, что нельзя ни ампутировать ногу, ни выбрасывать на помойку сто сорок тысяч долларов, не сопоставив мнения экспертов. Этот эксперт даже к лупе не прибегал.

– Подделка, – сказал он. – Ничего не стоит.

Вернуться той же ночью на Иль-дю-Леван я не мог. Я пообедал и зашел повидаться со своей прежней хозяйкой. Моя конура пустовала, и хозяйка разрешила мне в ней переночевать. Заснул я моментально.

Удивительно, но я вовсе не пал духом, как сам того ожидал. Чувствовал я себя хорошо, пожалуй даже жизнерадостно. Мне удалось испытать ощущения человека, неожиданно ставшего богачом, я познакомился с его радостями и с его горестями. Эти чувства оказались любопытными, но мне вовсе не хотелось начинать все сначала, во всяком случае сейчас.

Все тревоги меня покинули. Оставалось лишь решить, когда ехать домой, но при дешевизне жизни на острове с этим можно было и не торопиться. Более всего меня пугало то, что, внезапно уехав в Ниццу, я потерял из виду Елену Прекрасную, cette grande blonde! Si grande… si belle… si majestueuse![10] В мечтах о ней я и заснул.

Сначала я планировал попасть на самый ранний поезд в Тулон и с него на первый утренний катер, но прошлый день съел все мои карманные деньги, а будучи в «Американ экспресс», я позабыл снять деньги со счета. Забыл я и справиться о письмах. Вообще-то, я их не ждал, разве что от матери и от тетки. Единственный мой дружок по армии погиб шесть месяцев назад. И все же я решил забежать за письмами, пока мне будут готовить деньги.

Я разрешил себе шикарный завтрак. Французы полагают, что мужчина может начать день круассаном и цикорным кофе с молоком. Надо думать, это и определяет нестабильность французской политики. Я выбрал столик перед кафе рядом с большим газетным киоском, единственным в Ницце, где продавалась «Старз энд страйпз», а «Геральд трибюн» появлялась сразу же, как поступала на почту. Заказал дыню, две порции натурального кофе, omelette аих herbes fines[11] и принялся наслаждаться жизнью.

«Геральд трибюн» отвлекла меня от сибаритских наслаждений. Заголовки были еще хуже обычного, и они напомнили, что мне предстоит сражаться с миром за место в нем. Не мог же я вечно торчать на Иль-дю-Леван.

Но почему бы не оставаться там как можно дольше? Я по-прежнему не хотел поступать в колледж, а мечты о гараже на три машины были мертвы, как тотализаторный билет. Если третья мировая война вот-вот перейдет в кипящую фазу, то нет смысла становиться инженером в Санта-Монике с окладом шесть-восемь тысяч в год, чтобы все равно сгинуть в огненной буре. Лучше пожить в свое удовольствие, срывая цветы наслаждения, покуда есть возможность радоваться, покуда есть доллары и время, а затем… что ж, пойду в морскую пехоту, как отец. Может быть, из меня все же наконец получится капрал?

Я раскрыл страницу «личных объявлений».

Они сегодня были что надо. Помимо предложений обучать йоге и загадочных обращений одних инициалов к другим, было несколько оригинальных. К примеру:

НАГРАДА! Собираетесь покончить с собой? Передайте мне право аренды на ваше жилище, и вы свои последние дни будете кататься как сыр в масле. Ящик 323, Г. Т.

Или: Джентльмен из Индии, невегетарианец, хочет познакомиться с культурной европейской, африканской или азиатской леди, владеющей спортивной машиной. Цель знакомства – улучшение международных отношений. Ящик 107.

Интересно, как этим можно заниматься в спортивной машине?

Следующее объявление было зловещим: Гермафродиты всего мира, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих цепей. Тел. Опера, 59–09.

А одно объявление начиналось словами:

«ВЫ ТРУС?»

О да! По возможности. Когда можно выбирать. Я прочел:

Насчет требований к лицу и фигуре я прочел с некоторым облегчением: мне сначала показалось, что некто обладающий скверным чувством юмора выкинул эту шутку специально для меня. И этот некто прекрасно осведомлен о моей привычке читать отдел объявлений в «Геральд трибюн».

Судя по адресу, место, куда следовало явиться, находилось всего в сотне ярдов от моего кафе. Я перечел объявление еще раз, потом оплатил счет, оставил приличные чаевые, прошел к киоску, купил «Старз энд страйпз», дошел до «Американ экспресс», получил деньги, забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда на Тулон оставался еще час, и я зашел в бар, заказал пива, расположился за столиком и стал читать письма.

Мама огорчалась, что я не застал их в Висбадене. В письме сообщалось о болезнях ребятишек, о высоких ценах на Аляске и выражалось сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я сунул конверт в карман и взялся за «Старз энд страйпз».

И тут же прочел: «ВЫ ТРУС?» Это было то же самое объявление – от начала и до конца. С проклятием я отшвырнул газету прочь.

Было еще три письма. Одно с просьбой о пожертвовании от спортивной ассоциации моего бывшего колледжа. Второе предлагало помощь с инвестициями всего за сорок восемь долларов в год. Третье было в простом конверте без марки и явно принесено в «Американ экспресс» посыльным.

В конверте лежала газетная вырезка, начинающаяся словами: «ВЫ ТРУС?» Точно такая же, как предыдущие две, только в последней строчке одно слово было подчеркнуто: «Просим вас обращаться лично».

Схватив такси, я помчался на рю Данте. Если я потороплюсь, то еще успею разобраться с автором этой шутки и попасть на свой поезд. Номер 17 был в верхней части улицы. Я взбежал по ступенькам и, уже подходя к квартире «Д», столкнулся с человеком, который из нее выходил. Он был шести футов ростом, с красивым лицом и фигурой, которые выглядели так, что он вполне мог оказаться гермафродитом.