Жозефина таяла. Иначе она никак не смогла бы передать свое состояние. Хотя, быть может, она могла бы сказать: «Передо мной стоит мужчина-лев!» Именно так она себя и ощущала: жертва, которая хочет стать жертвой. Она ничего не знала о силе кролика и только мельком удивилась разноцветью своих глаз. И уж конечно, ничего ей не было известно о фигурке в виде льва, висевшей на груди Наполеона. Предметы играли с людьми, но люди в этот момент чувствовали себя счастливыми.

— Может быть, мы немного пройдемся по залу… — Баррас не выдержал этой пытки и взял Богарне под руку. Он все еще ее любил, хоть и раскаивался в этом. — Как-то мы застоялись, надо пошевелить ногами, пройтись…

— Но наш генерал, наш герой, говорит так интересно! — возразила Жозефина. — Мсье Наполеон, если позволите вас так называть, приходите ко мне чаще! И приводите, если вам скучно, этого мсье с русской фамилией, он уже бывал у меня!

Когда Баррас с подругой отошли, Бонапарт тяжелым взглядом смерил Остужева.

— Так ты часто бываешь у Богарне?

— Один раз по делу, один раз случайно, — отмахнулся Александр. — Она тебе понравилась, не так ли?

— Она — божество, — сухо сказал генерал, по-прежнему пристально глядя Остужеву в глаза. — И лишь такое ничтожество, как Баррас, может этого не понимать.

Остужев понял, что его только что обретенная должность секретаря и личного помощника Бонапарта сейчас висит на волоске. И именно в этот миг он осознал: Дюпон прав. Такие люди, как Наполеон, не могут иметь друзей, потому что их друзья — власть, слава и почитание. Генерал лишь играл в дружбу с ним, имея нужду в толковом человеке со стороны, не вовлеченном во французскую политику. Александр решился.

— Баррас — ничтожество, — кивнул он. — Послушай, Наполеон, если ты хочешь еще немного поговорить с Жозефиной наедине, то я могу занять его на несколько минут.

— Буду благодарен. — Бонапарт посмотрел на ее удаляющуюся фигуру. — Какая женщина! Буду честен, Александр: один лишь ее запах сводит меня с ума. Я никуда не уеду, пока не получу ее.

Остужеву стало легко. Нет, он не шпион. Не подлая тварь, которая обманывает доверчивых людей, — это роль для таких, как Баррас. Александр всего лишь игрок, игрок на том поле, где никто никому не доверяет. И лишь предметы из иного мира заставляют этих людей быть похожими на обычных с их обычными чувствами. Он смело подошел к Баррасу и встал перед ним.

— Простите, мадам Богарне, но я должен украсть вашего кавалера на пару минут, — сказал он, глядя прямо в глаза Баррасу. — У меня к нему есть важный разговор.

Немного помявшись, Баррас выпустил руку Жозефины, которая, оглянувшись, тут же направилась к Наполеону.

— Какого черта вам надо? — удрученно спросил Баррас.

— Вообще-то я хотел бы знать, какой предмет у Жозефины, — наобум сказал Остужев, наслаждаясь испуганным взглядом Барраса. — Но вы ведь не осмелитесь ответить? Тогда скажите другое: у вас ведь достаточно ума, чтобы не передавать Бонапарту, где и при каких обстоятельствах мы с вами встретились в первый раз? Я не имею отношения к Дюпону, делайте с ним что хотите. Но упоминать о той нашей встрече, я полагаю, невыгодно ни одному из нас, а также кое-кому еще. Тому, кто может отомстить.

— Вы российский шпион, — мрачно, почти безразлично ответил Баррас. — Может, нечто большее, но про это я не хочу знать. А что до России, то она далеко, и не пытайтесь меня запугивать. Хотите забыть о нашей встрече — прекрасно, я уже забыл. Идите к своему драгоценному генералу, обнимайте и целуйте его. Кажется, моя Жозефина вот-вот этим займется, так не дайте себя опередить!

Он повернулся к Остужеву спиной и пошел прочь. Рассмеявшись, Александр направился к лакею с подносом, чтобы взять бокал вина. Да, эта игра способна доставлять удовольствие! Впрочем, с такой же легкостью из-за нее можно было получить и пулю.

Прошло еще несколько дней. Ни от Дюпона, ни от его юных друзей никаких новостей не поступало. Это немного беспокоило Остужева, но он верил, что с ними все хорошо. Тем более что о Колиньи тоже не было ни слуху, ни духу. Александр все более втягивался в работу с Наполеоном, не переставая удивляться его энергии. Военными и экономическими вопросами Саша не занимался, но насущным интересам двадцатисемилетнего генерала не было предела.

— Очень хорошо, что я лишь ненамного старше тебя, Остужев, — сказал как-то раз Бонапарт, просматривая заказанные секретарю выписки из римского права. — Мы с тобой говорим на одном языке, и я не имею в виду французский.

— Кстати сказать, Наполеон, работая по этой теме, я постоянно возвращался к одной мысли. — Остужев постепенно начал чувствовать себя раскованно в прежде неуютной роли. — Ты похож на Юлия Цезаря. Про него говорили, что он мог одновременно читать, писать и выслушивать подчиненных. Ты такой же.

— Я очень серьезно интересовался фигурой Юлия. — Генерал оторвался от документов. — Прочел о нем все, что сохранилось. Первый император Рима. И самый великий, по моему мнению. Один из самых великих людей в истории.

— Мудрый человек, — кивнул Остужев. — Но совершил ошибку и погиб.

— Мы все пересечем Стикс, — усмехнулся Наполеон. — Не смерти надо бояться, а впустую прожитой жизни. Иногда, правда, кое-что помогает прожить ее так, как хочешь… И, возможно, у Юлия Цезаря имелся небольшой секрет. Но сменим тему. Вчера я снова был у Богарне. Не хочу впутывать тебя в свои отношения с Жозефиной, но, с другой стороны, ты мой личный секретарь. Сегодня она обещала порвать с Баррасом окончательно. Прежде всего по этой причине я прошу тебя сопровождать меня во время визита, который ей сегодня нанесу. Поддержи меня по-дружески, мало ли что может натворить старый греховодник.

— Разве роты солдат мало, чтобы его усмирить?

— Бедняга так напуган, что передвигается по городу уже с батальоном! — рассмеялся Наполеон. — Думает, наверное, что я поступлю с ним, как он с Робеспьерами! Я говорил тебе, что полгода провел в тюрьме? И все потому, что Баррас решился поднять руку на тех, кто был сильнее и выше его духовно. У братьев имелись друзья, и я в их числе. Нет, якобинский террор тут, в Париже, я не поддерживал. Но Огюстен, младший из братьев, был моим другом, а я — другом ему. Их окружало много друзей. Вот поэтому Баррас и упек в тюрьмы всех, кого мог, — потому что у него друзей не было никогда. Не такой человек. Всем, кого нельзя купить, он не доверяет, а кого можно — тем более! Он каналья, пустой человек. И он не может понять, что я собираюсь делать дело, а не пить вино и смотреть на пляшущих голых проституток, что, как все говорят, он весьма любит. Мне не нужно место Барраса, я хочу занять свое место.

— И что же это за место, Наполеон?

— Место победителя, — улыбнулся Бонапарт. — Я хотел бы, чтобы мои солдаты проходили под триумфальной аркой, сооруженной в их честь. Да, как в Риме. Не смейся, Остужев, но я всего лишь люблю побеждать.