— Ладно, уговорил, еду с тобой.

Над котелком, подвешенным над небольшим костром, колдовала Анфиса, помешивая варево длинной деревянной поварешкой. Она была хороша, настоящая камчатская нимфа! Ладную крепкую фигуру не могли испортить ни просторная брезентовая куртка, ни грубоватые туристические ботинки на толстой подошве.

— Посмотри туда, — показал Дмитрий на небольшой родничок, пробивавшийся через слои базальта. — Еще позавчера тут была такая холодная вода, что пьешь, и зубы ломит! А сегодня я хотел умыться, так чуть лицо не ошпарил! Думаешь, это просто так? Подойди сюда, — позвал он приятеля. Протопав метров десять, Игорь Якушев остановился перед значительной промоеной, через которую пузырилась и сочилась черная грязь. — Гейзеры… А ведь вчера их здесь не было. Да и самой этой ямы тоже не было. Если мы пройдем по склону, то увидим, что они вон туда уходят, — махнул он далеко вперед. — У меня такое впечатление, что это какой-то разлом, вот через него и поступает. Это сейчас грязь идет, а ты не думаешь о том, что через какой-то час через него попрет уже лава. Что тогда?

— Ладно, убедил, — вздохнул Якушев. — Уезжаем. Видно, тут и в самом деле что-то не так пошло. Едем в Петропавловск!

— Да. Только мне нужно заехать в одно место, но это будет по пути.

— Договорились.

— Мальчики! — громко позвала Анфиса. — Каша готова, прошу к столу.

30 июля, Петропавловск-Камчатский

Вулканические станции, следящие за изменениями в поведении вулканов, не давали повода для тревоги. Вчера вечером директор института доложил о том, что все вулканы действуют в обычном режиме, и в настоящее время не наблюдается никаких сигналов к их активизации.

И все-таки в этот раз все шло как-то иначе, и Шашков решил выслушать вулканологов еще раз. В его кабинете было двое: профессор Фрумкин, седой человек шестидесяти лет, начальник вулканической станции, расположенной близ вулкана Ключевская Сопка, и Иван Петрович Колесов, руководитель вулканической службы района, тощий высокий человек с темным цветом лица, будто бы закопченного вулканическим жаром и высушенного горным воздухом.

— Прежде чем принять решение об эвакуации населения, мне бы хотелось выслушать ваше мнение, — произнес Степан Федорович.

— В настоящее время наука может предвидеть практически любые извержения, — заверил профессор Фрумкин. — Есть ряд признаков, например нарастающий подземный гул. Но в этот раз ничего такого не наблюдается, в целом картина такая же, что была и месяц, и полгода назад. Так что, думаю, эвакуация не нужна.

— А вы что думаете, Иван Петрович? — посмотрел начальник службы МЧС на Колесова.

— У меня имеются возражения… Налицо все признаки извержения вулкана Авачинского, и мое мнение, что оно произойдет в самое ближайшее время. Только что я получил сообщение от своего сотрудника Дмитрия Аксенова. — Вытащив из папки бумагу, он прочитал: — «…Гул там стоит такой, что временами его слышно за несколько километров»… Но чтобы объявлять эвакуацию… Это весьма сильное заявление, для этого нет никаких оснований. Здесь я полностью согласен со своим уважаемым коллегой. Самое большее, что может случиться, так это засыплет пеплом предгорье. И все! Но это совершенно неопасно для жителей города.

— Пусть вас не удивляет мое решение, но мне доподлинно известно, что будет очередное извержение вулкана. Причем активизируются сразу все вулканы, даже те, которые прежде считались потухшими. В ближайшие два часа я объявлю экстренную эвакуацию людей. Мне важно, чтобы вы меня поняли и поддержали мое решение.

— Это просто невозможно! — отрицательно покачал головой профессор Фрумкин. — Тем более если речь идет о потухших вулканах… Я не могу вас поддержать, я серьезно рискую своей научной репутацией.

— Пожалуй, я соглашусь со своим коллегой, — энергично отозвался Иван Петрович. — Я тоже не могу ответить согласием. Извержение, конечно же, случится, но оно будет не столь сильным.

— Что ж, спасибо вам за откровенный ответ, но я не смогу поступить иначе, хотя тоже рискую своей репутацией, пожалуй, что и должностью, если не сумею заблаговременно эвакуировать людей.

Дед Ефим посмотрел на небо. Облака были кучевые, гривастые, лохматые, подкрашенные слегка пеплом, они выглядели тревожными, грозовыми. От них исходила серьезная угроза, ощущавшаяся буквально всей кожей, казалось, что даже окружающие предметы наэлектризованы опасностью. Нужно было немедленно отправляться на Авачинскую сопку, чтобы успокоить разгневавшегося бога. Кроме него сделать это просто некому. Он тот самый белый воин, который борется с грозными темными силами. Если кто ему и может помочь, так это добрый бог, чью душу он получит на время битвы.

В небольшом домике деда Ефима на стене висел струнный музыкальный инструмент морен бур, доставшийся ему еще от деда шамана. Морен бур был выполнен из каменной березы, дерево особенное, связанное с высшими силами, — как только появлялась угроза черных сил, так поверхность инструмента начинала темнеть.

Сейчас она была именно такой.

Сняв со стены инструмент, дед Ефим коснулся пальцами струн. Они тоже особенные: верхняя сплетена из темных волос жеребца, а нижняя, светлая, из волос кобылы. Две противоположности, одна — сила зла, а другая — добра. Дрогнув, струны издали фальшивую ноту. Темные силы оказались куда сильнее, чем он предполагал. Шаман ударил еще раз и вновь вырвал с вороной струны зловещий звук.

Береза — дерево верхнего мира, и она подавала ему знак. Утром нужно будет идти, времени почти не оставалось, надо отправляться туда, куда не ходил еще ни один камчадал.

Пробудившись, Афанасий некоторое время смотрел в темно-синий потолок, нависавший над кроватью куском ночного неба. Подумалось о том, что он уже давно не спал так крепко и столь сладко. Может, потому, что рядом с ним была красивая женщина, сумевшая подарить ему свое тепло. Через закрытые двери кухни слышались звуки переставляющей посуды. Кристина уже хлопотала, что было весьма приятно, о нем уже давно никто так не заботился.

Покровский прошел в ванную, умылся, тщательно побрился и не без удовольствия отметил, что выглядит вполне свежим и бодрым. Дверь приоткрылась, и он, увидев сияющее лицо хозяйки, поймал себя на том, что не почувствовал неловкости, какая нередко возникает после совместно проведенной ночи. Наоборот, ощущение было такое, будто они с Кристиной успели прожить половину жизни в объятиях друг друга. И улыбка, с которой она его встретила, была знакома ему долгие и долгие годы.

— Я приготовила тебе завтрак, проходи.

— И что мы будем есть на завтрак? — спросил Афанасий, чувствуя себя невероятно легко в ее присутствии.

— Пироги с капустой, а еще я напекла перемячи.

— Ты даже не представляешь, как я давно не ел домашних перемячей, — обрадовался Покровский.

— А еще есть нарезка из мяса… Если хочешь, есть картошка с котлетами.