Боже милостивый.

— Ты любил ее?

— Не знаю. Наверное. — Он глядит в сторону двери. Сергей не смотрел на меня ни разу с тех пор, как начал рассказывать мне о своей жене. — Ты понимаешь, что могло произойти раньше?

Я целую его в спину.

— Да.

— Хорошо.

Он кивает и начинает вставать, но я сжимаю руки и обхватываю его ногами.

— Это не значит, что ты пойдешь в другую комнату.

— Детка…

— Ты останешься здесь, — я целую его левое плечо, — останешься здесь, — еще один поцелуй на его руке, — со мной.

Я пропускаю руки под его подмышки, затем переношу весь свой вес на бок. Сергей наклоняется вместе со мной, пока мы оба не оказываемся лежащими на кровати.

— Твои демоны меня не пугают, — шепчу я ему на ухо. — Ты забываешь, Сергей, что я выросла в логове гиены. Может, я и воспитанная. Мой отец позаботился о том, чтобы я получила лучшее образование, но я все равно провела большую часть своей жизни в окружении людей, которые были либо плохими, либо сумасшедшими.

Я беру его руку и кладу ладонь на бедро, над шрамом, о котором он однажды спросил меня.

— Я не падала с дерева. Меня похитили, когда мне было семь лет. Пуля угодила в меня, когда человек моего отца выносил меня из сарая, где мой похититель держал меня для выкупа.

Он вдыхает, и я целую его затылок. Затем поднимаю правую руку, развожу пальцы перед его лицом, чтобы показать ему длинный выцветший шрам на ладони.

— Один из мужчин в комплексе пытался изнасиловать меня, когда мне было тринадцать. Я порезала руку, когда пыталась отнять у него нож.

— Правда? — спрашивает Сергей, его голос едва слышен. — Он тебя изнасиловал?

— Нет. Он был слишком пьян. Я взяла его пистолет, который он оставил на тумбочке, и отстрелила ему его грязный пенис. Он визжал, как свинья на закланье.

Сергей поворачивается лицом ко мне и зарывает руку в мои волосы, в его глазах читается изумление.

— Ты умеешь стрелять из пистолета?

Я усмехаюсь.

— Все в комплексе знают, как пользоваться оружием.

— Ну разве ты не полна сюрпризов, мисс Сандовал?

— Думаю, дело в выживании. — Я пожимаю плечами. — Даже моя бабушка знает, как стрелять.

Я грустно улыбаюсь. Больно думать о ней, гадать, жива ли она еще.

— Ты можешь напомнить своему пахану о его обещании?

— О каком обещание?

— Он сказал, что попытается получить какую-нибудь информацию о моей бабушке. Я не уверена, что Диего причинил ей боль, когда узнал, что она помогла мне сбежать.

— Обязательно, детка. — Он целует меня в лоб. — Засыпай.

— Ты останешься?

Я чувствую, как его грудь поднимается под моей ладонью, когда он делает глубокий вдох.

— Останусь.

Улыбаясь, я зарываюсь лицом в его шею и, вдыхая его дикий, знакомый, успокаивающий запах, закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением его рук, обнимающих меня, и его дыхания в моих волосах. Он боится, что может ненароком причинить мне боль, но дело в том, что я не помню, когда в последний раз чувствовала себя настолько защищенной, как в объятиях Сергея.

— Не смей покидать эту кровать, — бормочу я и позволяю себе заснуть.

Я жду, пока Ангелина уснет, затем встаю, иду к шкафу, чтобы надеть какую-нибудь одежду, и роюсь в ящиках, пока не нахожу свою пачку сигарет. Взяв наполовину полную пачку и прихватив по дороге телефон, выхожу из комнаты и свистом подзываю Мими, которая через пару секунд взбегает по лестнице. Я указываю ей на дверь спальни и отдаю приказ охранять, затем спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Я достаю пепельницу, спрятанную под первой ступенькой, сажусь на крыльцо и звоню Роману.

— Как паренек? — спрашиваю я.

— Господи, Сергей! — шепчет он в трубку. — Сейчас пять утра.

Раздаются какие-то шорохи, вероятно, он направляется в другую комнату, потом закрывается дверь.

— С ним все будет в порядке. Ольга и Валентина всю ночь были его няньками.

— А они знают, что он спал с ними обеими?

— Ну, судя по тому, что я увидел, когда пришел проведать его, они, конечно, знают. Я нашел его раскинувшимся в постели, с Валентиной справа от него и Ольгой слева. Они втроем обнимались.

— Мило.

— Знаешь, я порой задумываюсь, есть ли хоть кто-то, не сумасшедший под этой крышей. — Он хмыкает. — Ты сам то как?

— Я в порядке. — Прикуриваю сигарету и делаю большую затяжку. — Что мы будем делать с ирландцами?

— Я попросил Юрия и Дмитрия сжечь их бар. И послал сообщение Патрику, так как предполагаю, что именно он теперь возьмет на себя управление.

— О как? Что это было за сообщение?

— У них есть два дня, чтобы покинуть Чикаго. Все, кто останется, умрут.

— Ты думаешь, он это сделает?

— Фицджеральд — трус. Они уедут.

— Хорошо. — Я прислоняюсь спиной к перилам и делаю еще одну затяжку. — Роман?

— Да?

— Спасибо, — говорю я. — За то, что терпишь меня.

Несколько мгновений молчания с другой стороны, прежде чем он отвечает.

— Ты не должен меня ни за что благодарить, Сергей. Ты хорош в своей работе для братвы.

— Да. Когда я ничего лишнего не взрываю и не убиваю людей, которых не должен, — фыркаю я.

— Ну, всякое бывает. — Он зевает. — Варя всегда пересаливает блюда. Костя каждый месяц разбивает машины. Думаю, никто не идеален.

Я разражаюсь смехом. Только Роман может провести параллель между моим делом и стряпней Вари.

— Позвони мне завтра и расскажи, как все прошло с ирландцами.

Я прервал звонок и откинул голову на столб позади себя, закрыв глаза. Я надеялся, что звонок Роману отвлечет меня от того, что произошло с Ангелиной. Но этого не произошло. И понятия не имею, что с ней делать. Хотя знаю, что это будет к лучшему, одна мысль о том, чтобы отослать ее, заставляет меня впадать в ярость.

— Сергей?

Я открываю глаза и вижу, что Ангелина стоит у входной двери, завернувшись в одеяло, и с беспокойством смотрит на меня. С босыми ногами и с волосами, спутавшимися и торчащими во все стороны, сонной складкой на левой щеке. Мими стоит в шести футах позади нее, но, когда замечает меня, она лает и отворачивается, вероятно, направляясь в гостиную спать.

— Ты простудишься, — говорю я.

Ангелина пожимает плечами, преодолевает разделяющее нас расстояние за несколько быстрых шагов и садится между моих ног, прислонившись спиной к моей груди.

— Ужасная у тебя привычка. —