Впереди ее ждало многое. Тяжкое ожидание, упреки мужа, многочисленные врачи, отчаяние и надежда и прочее, чего никто не может знать наперед. Сейчас она твердо знала только одно: о будущей своей беременности, в наступлении которой ни на йоту не сомневалась, так вот, о будущей своей беременности до тех пор, пока это не станет всем очевидно, она не расскажет никогда никому.

Машу всегда все считали счастливой. В смысле везучей. Удачливой. Как будто везучесть – это такое же свойство человеческой натуры, как, например, глупость или скромность. Маша не особенно спорила с общественным мнением, хотя, слегка кокетничая сама с собой, всегда говорила: «А что я? Я как все, ничего такого». Потому что те вещи, которые кому-то могли, конечно, казаться сказочным везением, были для нее совершенно естественны.

Ей повезло родиться москвичкой. В хорошей, в том смысле, что полноценной, достаточно, но не чрезмерно обеспеченной семье, где мама и папа – с высшим образованием.

Потом внешность. Не роковая красавица, на которую взглянул – и упал к ногам, но очень и очень ничего. Фигурка, белокурые волосы копной до плеч, яркие глаза – уже немало для нехитрого девичьего счастья, Маша же придачу была еще и не дурочка. Отличница с первого до десятого класса, гордость семьи и школы. Обычной средней школы, никакой не специальной, окончив каковую с золотой медалью, легко, с первого раза, поступила в институт. Не МГИМО, не Университет, даже не Иняз, но и не совсем уж арбузолитейно-заборостроительный.

Институт, помимо диплома о высшем образовании, дал Маше некоторое количество разноплановых знаний, полезные знакомства и связи и, что, пожалуй, главное – замечательную компанию друзей.

Потом Маше еще раз повезло, и она устроилась на работу, которая, почти не имея отношения к полученной в институте специальности, была интересна и для своего времени достаточно денежна. Называлось безумно красиво – редактор отдела переводов научно-технической литературы издательства «Мир» – не работа, а мечта, но главное было даже не в этом, а в том, что Маша ее любила. И народ был в отделе хороший, и сама работа как процесс Маше нравилась. Каждое утро бежать на работу, как на праздник, а в выходные считать часы, оставшиеся до понедельника – разве не счастье?

Безусловно, жизнь никогда не стелится под ноги сплошной ковровой дорожкой, у всех случаются и взлеты, и падения, но Маша, которая считалась везучей и которой нравилось это свойство своей натуры, во-первых, старалась неудачи особенно окружающим не демонстрировать, а, во-вторых, научилась относиться к ним творчески.

Все неудачи, рассмотрев их попристальнее, можно разделить на те, что в какой-то мере зависят от твоего поведения, и те, что никак не зависят. Вот, например, если на улице с утра льет дождь и вообще погода пакостная – ты ничего не можешь с этим поделать. А если ты выходишь из дома в такую погоду в любимом платье и туфлях на шпильке и, отойдя два метра от подъезда, скользишь и падаешь в лужу, губя туалет безвозвратно – никто, кроме тебя, не виноват. Можно не грозить кулаком небу, самой надо было раньше думать.

Так вот, у Маши было это ценное умение определять степень собственной вины в случившихся неудачах и относиться к ним соответственно. Странным образом, если тебе удается понять, что в произошедшем твоей вины всегда хотя бы половина, пережить случившееся бывает гораздо легче. Это относится даже к тем несчастьям, которые при правильном отношении не поворачиваются к тебе своей положительной стороной. Очень многие поворачиваются, стоит только эту положительную сторону разглядеть. И в любом случае, житейский опыт вещь полезная.

Тут можно возразить, что на своих ошибках учатся только дураки, что есть святая правда. Все наши прошлые, настоящие и будущие ошибки уже не только кем-то когда-то совершены, но даже описаны в литературе. Причем в классической. К сожалению, нужная книжка не всегда попадается под руку (или, вернее, на глаза) в критический момент жизни. Читаешь, бывало, задним числом и думаешь – вот, прочесть бы это года три назад, сколько глупостей бы не натворила…

Вернемся к Маше. Ее личная жизнь была богатой – она была замужем в третий раз. Каждый следующий муж был, по общему мнению, лучше предыдущего, поэтому считалось, что и здесь ей везет. Подобному мнению способствовало и то, что удачливая Маша каждый раз выходила замуж сразу после предыдущего развода, последний раз просто до смешного – штампы о разводе и новом браке стояли в паспорте одним числом. С одной стороны, это было проявлением такой всеобщей женской мудрости – не разводись, не имея «запасного аэродрома», а с другой – личного Машиного отношения к вопросам семьи и брака. Ей просто претило быть разведенной, что бы ни думали об этом феминистки.

Но два развода – это два развода, и какой ценой они даются, знала только сама Маша. Ну, может, еще самая близкая с институтских времен подружка Леля. От первого, студенческого, брака у Маши был сын, и снова – как хорошо, говорили все: сама молодая и уже такой большой ребенок. А возня с этим ребенком, бессонные ночи, стирки и беготня за кефиром по детским кухням вместо подготовки к экзаменам, которые все равно надо сдавать – кто же помнит такие мелочи.

Третий брак у Маши был действительно очень счастливым, без дураков. Для обоих он был не первым, у каждого уже были дети, и такой паритет очень упрощал отношения. Муж Саша, красавец с золотым характером, программист высокого класса, хоть и старше на шесть лет, в житейских вопросах был достаточно непрактичен, знал это за собой и предоставлял Маше вести хозяйство по ее усмотрению, не вмешиваясь и не критикуя по мелочам, что тоже способствовало установлению семейной гармонии.

Поскольку муж, как уже было сказано, был программистом, и программистом хорошим, то работу он мог себе выбирать и по понятным причинам экономического характера выбирал ее за границей. Контракт здесь, контракт там, тут год, здесь два, Маша везде ездила с ним – они немало помотались по разным странам. Такой образ жизни тоже не мог не вызывать зависти окружающих: «Живет, как сыр в масле, катается по заграницам, слов нет».

За свою интересную жизнь Маша заплатила любимой работой, отсутствием постоянного места жительства и существованием на чемоданах, а также проблемами детского образования. На самом деле жизнь состоит в основном именно из этого, остальное не более, чем красивая рамка. В целом Машина жизнь отличалась от жизни офицерской жены (кому придет в голову завидовать офицерской жене?) только пунктами назначения. Трудно спорить, Париж, безусловно, привлекательней Урюпинска, но если ты сидишь в этом Париже в нетопленой полупустой квартире, учишь вместе с ребенком орфограмму номер один о правописании безударных гласных в середине слова, не видишь мужа целыми днями, а кроме него тебе особенно не с кем словом перемолвиться, потому что французский ты еще не выучила, то, право, различия не столь уж велики.

Маша мало кому описывала эти стороны своей жизни, только, может быть, родным и Лельке, близкой подружке, оставаясь для остальных вечной счастливицей.