– Итак, господин Котов, как вам известно, такого-то числа «некая персона» посетит ваше посольство на улице Гренель. Ровно в 20.00, кстати, давайте-ка сверим наши часы, чтобы у нас не было даже малейшего расхождения, – к воротам подъедет «ситроен» кремового цвета с обычным городским номерным знаком. За несколько секунд до этого вы откроете ворота и немедленно закроете их, как только машина въедет во внутренний двор. У подъезда для встречи гостей должны быть только господин посол с супругой и переводчик.

Скажу сразу, что в назначенный вечер все прошло гладко, с тщательным соблюдением вышеописанной схемы. Мне, правда, все остававшееся до этого время приходилось тщательно проверять свои часы – не дай Бог отстанут или убегут на десяток секунд. Ну, а незадолго до того, как это самое историческое событие наконец-то свершилось, посол меня снова озадачил:

– Найди завхоза и передай ему, чтобы через полчаса был на складе. Пойдем подбирать подарок для четы Помпиду в связи с их предстоящим приездом на ужин, – пояснил он, прочитав на моем лице невысказанный вопрос.

– Петр Андреевич, – несколько робко прозвучало мое крамольное сомнение, – ведь в подобных случаях вроде бы гости приходят с каким-нибудь подарком, а не наоборот? Не будет это перебором?

Шеф так выразительно глянул на меня, что больше желания высказывать подобные неуместные суждения уже не возникало. А посему вскоре отправились на склад.

До тех пор мне казалось, что подарочный фонд нашего посольства в Париже был если уж не слишком богатым, то по крайней мере достаточно приличным. Надо признать, конечно, что особой оригинальностью он не отличался. В основном его составляли наши традиционные сувениры: всякого рода самовары, матрешки, дымковская игрушка, гжельская керамика, каслинское литье, хохломские и жостовские изделия и тому подобное. Было несколько чайных сервизов, фарфоровых ваз и даже картин. Не скрою, однако, что последние, прямо скажем, до высокого художественного уровня явно недотягивали. Посла же увиденное «изобилие» крайне расстроило.

– Ничего и близко не годится, – категорически заявил он. – Все это, может быть, и подходит для рядовых случаев, но никак уж не для такого, как приезд Президента Франции в гости к послу СССР, да еще и вопреки всем существующим канонам.

Вернувшись в кабинет, Абрасимов погрузился в глубокие раздумья. Затем вдруг неожиданно спросил:

– Ты не в курсе: Надя Леже сейчас в Париже или на Юге? Ну-ка постарайся разыскать мне ее быстренько.

Тут надо пояснить, что своей собственной квартиры у Надежды Петровны в Париже не было, поскольку в основном она жила в своем поместье на Лазурном Берегу. При этом, однако, как и полагается скромной вдовушке, она на круглогодичной основе арендовала апартаменты в шикарном отеле недалеко от Версаля, где останавливалась во время своих кратких наездов в столицу. С него-то я и начал. И мне повезло: Надежда Петровна оказалась именно там. И сразу же согласилась приехать в посольство. Беседа с ней происходила приблизительно в следующем ключе:

– Надюша, – проникновенно молвил Абрасимов, – я открою тебе практически государственный секрет – через три дня ко мне приедет сюда на ужин Президент Помпиду с супругой. Это абсолютно экстраординарный случай, и все держится в полной тайне! По этому особому поводу я хотел бы преподнести им достойный сувенир. А на складе, за которым положе но было бы следить этому твоему любимцу Котову, нет ничего путного. Подумай, как следует, что бы можно было предпринять в сложившейся ситуации?

Поначалу Надя Леже слегка растерялась. Но уже через несколько минут с уверенностью сказала:

– Есть, Петр Андреевич, есть подходящая идея. У меня сохранилась авторская копия одного моего раннего произведения. Не знаю, как самому Помпиду, но уж жене его Клод это точно понравится. Я, разумеется, знаю, что вы довольно прохладно относитесь к направлению супрематизма в изобрази тельном искусстве, которое я представляла. Ну, это, как говорится, дело вкуса. В общем, подождите немного, через несколько часов я вам свой презент подвезу.

Действительно, через какое-то время Леже вновь появилась в посольстве и торжественно преподнесла послу загадочный предмет. На вид он был похож на небольшое деревце, высотой в 25–30 сантиметров. Стержень-ствол на малахитовой подставке, а вокруг него нечто вроде кроны из пересекающихся ромбовидных плоскостей. Одним словом – сплошной супрематизм. Не исключаю, что посол мог бы послать это произведение искусства куда подальше. Но… Была в нем эдакая изюминка – все это деревцо было изготовлено из чистого золота самой высокой пробы. Нелюбовь к абстракции таким образом была сломлена, и подарок был принят с благодарностью.

Но тут уж всполошилась сама Надежда Петровна:

– Подождите, ведь к нему нет соответствующего… ecrin. Как это будет по-русски, Юра?

Я уже упоминал, что в минуты волнения она иногда не сразу могла найти подходящие русские слова.

– Футляр, – подсказал я.

– Ну да, футляр, футляр. Где здесь городской телефон?

Я проводил ее к в соответствующее помещение. Достав записную книжку, она набрала необходимый номер и быстро затараторила по-французски:

– Пьер, Пьер, это Надья. Слушай, у меня к тебе огромная просьба – необходимо, чтобы ты создал оригинальный футляр для одного из моих произведений. Да, это очень срочно, сейчас я его тебе подвезу.

Как выяснилось, «футлярщик» Пьер – был не кто иной, как сам Пьер Карден. Вот с таким размахом действовала Надежда Петровна! Вопрос с сувениром был закрыт, но наши дебаты с послом относительно ужина продолжились. Теперь речь шла о некоторых деталях его кулинарного «наполнения». Сошлись на том, что в целом меню будет соответствовать французским нормам: закуска, рыба, мясное блюдо и десерт.

Перебрав различные разновидности рыб, остановились на целиковом баре, отваренном в шампанском. Наши словари переводят, – правильнее было бы сказать, «обзывают», бар синеротым или каменным окунем, а также совсем уж каким-то ругательным словом – лаврак. Мои же ихтиологические познания ограничиваются его внешним видом (похож на небольшую серебристую семгу), а гастрономические – тем, что это одна из вкуснейших рыб, которую мне доводилось есть, немного напоминающая судака, но гораздо нежнее и сочнее.

В качестве мясного блюда был избран жареный молочный поросенок с гречневой кашей – некоей нашей национальной «экзотикой». Надо заметить, что во Франции гречневую крупу вы найдете, пожалуй, лишь в русских лавках (кстати, в описываемые времена их в Париже было всего несколько штук, а сейчас десятки, если не сотни). Зато блины из гречневой крупы – т. н. «galettes», ранее известные лишь в Нормандии и Бретани, за последние годы становятся все популярнее, сейчас, кажется, их готовят в любом уголке страны. Едят эти «галеты» и просто со сливочным маслом или медом, но чаще всего с сыром и ветчиной.

По поводу одного нашего традиционного закусочного деликатеса, а точнее – манеры его подачи, у нас с послом имелись давние расхождения. То же самое относится и к одному из элементов десерта. Не буду долго интриговать: речь идет об икре и о сырах.