Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но есть более глубокая причина подобной «целеустремленности». Её обозначил Н. И. Рыжков.
«Мои,
— рассказывает он,—
многократные устные обращения (по поводу антиалкогольной кампании. — И. Ф.) к Горбачёву с просьбой рассмотреть создавшееся положение в стране оставались без внимания. Он соглашался со мной, что надо вносить коррективы, обещал собрать Политбюро по этому поводу, но проходило время — и все оставалось по — старому. Я чувствовал, что с ним кто — то серьезно «работал»» (курсив мой. — И. Ф.)
Кто же так «серьезно работал» с Горбачёвым? Н. И. Рыжков не дает ответа, хотя, похоже, догадывается, что этот «кто — то» находился далеко от Москвы… Тем удивительнее его рассуждения относительно побудительных мотивов Горбачёва, который, желая якобы ознаменовать добрым делом свои первые «сто дней» в качестве руководителя страны, решил начать борьбу с пьянством (Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 89, 91, 9).
Итак, антиалкогольная кампания не должна рассматриваться сама по себе, вне связи с курсом на «ускорение». Курс и программа, осуществляемые одновременно, взаимодействовали между собой в отрицательном, угнетающем плане. И здесь нет случайного совпадения, о чем склонен думать Л. И. Абалкин.
«Начало перестройки,
— пишет он,—
совпало — и по времени, и по существу — с широкомасштабной антиалкогольной кампанией, правильной в социальном отношении, благородной по своим целям, но которая при существующем механизме… резко подорвала финансовую базу государства, его бюджет»
В результате такого «совпадения» экономическая независимость и финансовая стабильность страны были нарушены (Соколин Б.М. Кризисная экономика… С. 11). И в этом, по — видимому, был изначальный замысел разработчиков «перестройки», деструктивный по своей конечной цели. Не «два серьезных просчета» Горбачева, связанных с «ускорением» и антиалкогольной кампанией, как полагает Б. М. Соколин (Там же. С. 10), а два зловещих расчета, нацеленных на ликвидацию советской системы, — именно так следует понимать курс на «ускорение» и борьбу с пьянством. Поэтому нельзя согласиться с утверждением А. А. Собчака о том, будто
«Горбачёву в момент выдвижения идеи перестройки и в голову не приходило, что может встать вопрос об отказе от социализма, от советского строя и господства КПСС»
По той же причине Горбачёва не следует относить к созидателям, как это пытается делать Д. Боффа.
«По своей природе и склонностям,
— говорит историк,—
он был реформатором, но не разрушителем. Он хотел обновить общество, из которого вышел, но никак не собирался устраивать в нем переворот»
(Образ Горбачева — реформатора рисует и «россиянин» Е. Гайдар:
«Несомненно, реформатор, искренне желавший изменить страну и социалистическую систему, избавить от ее наиболее очевидных уродливых проявлений»
И всё это потому, что Горбачев
«верил в ценности и идеи социализма и намеревался заставить их работать»
По мнению другого зарубежного автора, Горбачёв
«был проникнут духом коммунистических традиций»
Аналогичные суждения высказываются и у нас. Вот пример:
«Горбачёв был убежденным сторонником коммунистической идеи и хотел лишь очистить ее от наслоений и искажений, возникших со времен Сталина. Иначе говоря, перестройка Горбачева вначале была ответом на накопившиеся внутренние и внешние изменения, которые объективно требовали модернизации системы, приспособления ее к изменившимся условиям — и ничего более!»
Чем обосновывается сей, скажем, откровенно, наивный постулат? Странно, но факт: заявлениями самого Горбачева. Оказывается,
«ещё в 1987 году в докладе, посвященном 70–летию Октябрьской революции, и в многочисленных интервью и выступлениях он постоянно говорит о верности идеалам социализма в достаточно традиционных выражениях. Пока ещё в его речах нет даже упоминания о гуманном социализме или «социализме с человеческим лицом»
Убаюкивающая риторика, к которой прибегал Горбачев, усыпила бдительность приверженцев режима типа Лигачёва. Но сейчас она не должна вводить никого в заблуждение. Горбачёв, как теперь стало ясно, специально и намеренно пользовался ею до тех пор, пока чувствовал неуверенность в ходе событий и опасался потерять власть до того, когда разрушение существующего строя приобретет необратимый характер.
Что хотел Горбачев, в точности знает он сам да те, кто, по выражению Н. И. Рыжкова, «с ним серьезно работал». Однако объективный анализ первых его начинаний, относящихся к «ускорению» и антиалкогольной борьбе, не оставляет у нас сомнений в том, что их тщательно замаскированной целью было разрушение существующей системы, с одной стороны, и усиление теневого капитала — с другой. Иными словами, был намечен стратегический курс на буржуазную реставрацию (Этот курс был настолько скрытным, что даже «демократы» еще в 1989–1990 годах не могли понять, в
«чем состоит стратегическая линия Горбачева»
У Егора Гайдара тогда «сложилось твердое убеждение, что такой линии вообще не существует. Горбачев делает мелкие тактические шажки, сталкиваясь с новыми проблемами, делает новые шажки и явно не представляет себе, куда это приведет» (там же). Если Гайдар говорит правду о своем «твердом убеждении», то надо признать, что он ничего не понял в «линии» Горбачёва, а последнему следует отдать должное как мастеру конспирации.). Последующие шаги Горбачёва делали этот курс все более очевидным. В экономической сфере наиболее показательными в данном отношении стали госприемка, перевод государственных предприятий на хозрасчет и создание кооперативов.
Госприемка произведенной на заводах и фабриках продукции, введенная с февраля 1987 года повсеместно, в масштабах всей страны, должна была якобы повысить качество выпускаемых изделий. И вот целая армия госприемщиков развернула свою деятельность на всех важнейших промышленных предприятиях, в огромном количестве бракуя и возвращая на доработку продукцию, не соответствующую промышленным стандартам. Разумеется, это можно было предвидеть заранее, поскольку «вал» недоброкачественной продукции заметно вырос в условиях так называемого «ускорения». Стало быть, наверху знали о последствиях, но, тем не менее, пошли именно на такой командный способ «повышения» ее качества. Как и следовало ожидать, вследствие скопления на складах «арестованной» и не дошедшей до потребителя продукции (порою, она исчислялась 80–90 %) экономика страны понесла жестокий урон. Нередко из — за отсутствия комплектующих изделий останавливались смежные производства. Промышленность оказалась в расстроенном состоянии.