Згур взглянул на темное ночное небо. Тучи медленно наползали откуда-то с полночи, гася неяркие звезды. На душе стало горько. И в самом деле, за что он ненавидит эту девушку? За то, что не убил ее и теперь должен тащить до самого Рум-города? Так на нее ли он в обиде?

— Я не собираюсь жалеть тебя, сиятельная, — с трудом выговорил он. — Но я могу предложить… Предложить мир. Если тебя это устраивает.

Девушка пожала широкими плечами:

— Хорошо, Згур. Заключим мир. Только в этом случае тебе придется вспомнить, что у меня есть имя. Согласен?

— Согласен, Улада…

Ее рука показалась неожиданно теплой, почти горячей. Девушка усмехнулась, поглядела на затянутое тучами небо.

— Хорошо бы успеть до дождей! Ненавижу мокнуть!.. Згур, тот браслет… Он для твоей невесты?

Она не забыла. Згур поежился. Опять врать?

— Д-да… То есть нет. Мне… Я купил его у одного… чаклуна. То есть… В общем, он сказал, будто та девушка, что его наденет…

— Умрет в страшных мучениях? — послышался знакомый смешок. — Или полюбит тебя навеки? Згур, ты в самом деле веришь в такую ерунду?

Стало стыдно. И действительно, кому он поверил? За-броде-кобнику?

— Значит, полюбит навеки? И ты, бедняга, боялся, что я его надену, и… Згур, неужели ты думаешь, что для любви достаточно выпить какого-нибудь чаклунского пойла или надеть серебряную побрякушку? Тогда бы у меня хватило серебра на десяток браслетов! Один бы подарила… Впрочем, неважно, а второй надела бы сама, чтобы полюбить того парня, за которого меня хотели отдать. Эх, Згур, Згур, сотник из Жабьего Болота!..

Она смеялась долго, и Згур невольно улыбнулся, хотя в этот миг чувствовал себя последним дураком. Он вдруг понял, что раздражало его в этой длинноносой. Не широкие плечи, и даже не спесь, от которой иногда так и тянуло схватиться за меч. Улада умна, куда умнее не только бедняги Черемоша, но и его самого. Умнее — и старше. И дело не в годе разницы, а в чем-то совсем другом…

— Поэтому подари мне этот дурацкий браслет и спи спокойно. Вообще-то он не дурацкий, он очень красивый, а своей невесте ты купишь другой, чтобы не гадать потом, она ли тебя любит, или тебе это просто наколдовали! Не бойся, сотник, я не собираюсь быть тебе верной женой!

Згуру оставалось только покорно кивнуть, хотя последние слова почему-то задели. Он не мог взять в толк — почему? Не думал же он в самом деле…

Возле входа в землянку Згур заметил что-то странное. Уже спускаясь по неровным, обложенным дерном ступеням, он не выдержал и оглянулся. Кувшин! Обыкновенный пузатый кувшин с изогнутой кривоватой ручкой, в каком селяне держат пиво или медовуху. Дивного в этом ничего не было, но Згур точно помнил — вечером кувшина здесь не было! Но он тут же вспомнил о Черемоше, рассудив, что чернявый не иначе как собрался поутру за водой. Правда, и в самой землянке никакой посуды вроде, бы не стояло…

Его разбудил крик — громкий, отчаянный. Згур дернулся, рука привычно сжала рукоять лежавшего под' боком меча. Снова крик, еще громче. Черемош!

— Ах ты, бычара! Стой! Стой, сволота!

Згур вскочил. В глаза ударил неяркий свет, сочившийся из единственного, затянутого бычьим пузырем окошка. На лавке спала Улада. Згур провел рукой по лицу, прогоняя сонную одурь, и бросился наружу.

— Стой! Ах вот ты как, гад!

Вновь крик, но уже другой — хриплый, полный боли. Згур быстро оглянулся. Опушка! Кажется, там!

Сначала он увидел Черемоша. Парень стоял, рука сжимала алеманский меч, а перед ним лежал кто-то знакомый, в сером балахоне и грязных портках.

— Ичендяк? — Згур бросился вперед, но понял, что его помощь уже не понадобится. По серой дерюге расплывалось алое пятно, и таким же алым был клинок в руке у Черемоша. Рядом с телом лежал короткий дротик с блестящим наконечником, еще один валялся чуть поодаль.

— Я… Он… — Чернявый сглотнул и осторожно наклонился над наузником. — Он… Бычара этот… В кустах был. Хотел эту дрянь в меня бросить!

— Ну и молодец! — Згур с отвращением покосился на отравленные «жала». — Ладно, пошли, а то Улада испугается!

— А… А он? — нерешительно проговорил Черемош, и Згур внезапно понял — парень еще никого не убивал! Он даже не сообразил, что случилось!

— Волки сожрут! — бросил он как можно равнодушнее. — Пошли!

— Так я… Так я его… убил?!

Отвечать Згур не стал и просто потащил побелевшего Черемоша прочь. Парня шатало, зубы громко стучали, в глазах был ужас. Невольно вспомнилось, как чернявый бросался с мечом чуть ли не на каждого встречного «быча-ру». Да, убивать не так уж легко. Згуру было проще, своего первого врага он зарубил в бою, когда вокруг были товарищи, а впереди — что-то похожее на серое месиво, из которого торчали копья и секиры. Лишь потом, когда все кончилось, он заметил, что его меч в крови…

Возле входа в землянку Згур усадил Черемоша на траву, а сам занялся печкой. Дров хватало, надо было лишь принести воды. И тут он вспомнило кувшине. Следовало, конечно, отправить к роднику чернявого, но парню надо еще прийти в себя. Згур оглянулся — Черемош сидел, облокотившись на локоть, и бессмысленными глазами смотрел куда-то в сторону.

— Черемош!

Чернявый мотнул головой, затем с трудом глотнул воздух:

—А?

— Уладу разбуди. Пусть за водой сходит.

Выдумка была не из лучших. До этого дня Палатинова дочь за водой не ходила, но Згур рассудил, что времена меняются. Ничего, не надорвется!

Чернявый был настолько не в себе, что даже не стал спорить, и, покорно кивнув, направился в землянку. Згур подбросил дров в начавший разгораться огонь и вновь подумал, что вчера здорово недооценил наузника. «Круть» с его бредовыми завываниями показался просто нелепым шутом. Жаль, что сразу не прикончил мерзавца!

— Она спит…

Вначале Згур не сообразил, о чем тихим равнодушным голосом вещает Черемош, а затем вздохнул и неохотно встал. Только у него и дел, что будить длинноносую!

В землянке царил полумрак, и лицо девушки казалось каким-то серым. Улада лежала на спине, свесив правую руку вниз. На запястье белела узкая полоска. Згур вздохнул — браслет все-таки пришлось подарить. И не жалко ему было серебряной безделушки, но все-таки лучше, если б она оставалась там, где и была — в старой могиле. Ни к чему живым носить то, что принадлежит мертвым.

— Сиятельная! Вставай!

Девушка не шевельнулась, и Згур внезапно почувствовал беспокойство. Обычно она просыпалась от любого шороха и потом никак не могла заснуть…

— Улада!

Ее рука была ледяной, и столь же холодным казался лоб. Веки посинели, под глазами легли черные пятна. Все еще не веря, Згур легко потряс девушку за плечо. Тщетно! Он дернул посильнее — голова завалилась набок, нижняя челюсть бессильно отвисла…