Внезапно комната озаряется фиолетовым светом – мимо стеклянных стен за нашей спиной медленно проплывает круизный корабль. Мы быстро выстраиваемся справа и слева от дверей в покои Квиксильвера, готовясь к атаке. Сквозь инфракрасную оптику я разглядываю появившееся судно. На палубах мерцают огни, несколько сотен эльфов танцуют под лунную музыку, дергаются в ритмах ночного клуба «Этрурия» – вот так на далекой Луне выражают агрессию. Ведут себя так, будто нашей войны для них вообще не существует, будто мы не вышли на улицы, чтобы сломать их привычный распорядок жизни. Они пьют шампанское, привезенное с Земли, на них одежда, сшитая на Венере, они пляшут на палубе корабля, топливо которого добывается на Марсе. Смеются, потребляют, трахаются – без всяких последствий, словно стая саранчи, думаю я, и гнев, пылающий в Севро, кажется мне праведным.

В их реальности не существует страдания, не существует войны. Война – лишь слово из пяти букв, которое время от времени мелькает в их новостных лентах. Просто поток неприятных картинок, которые они стараются пропустить. Оружие, взрывы, атакующие корабли, несправедливая иерархия – всего этого золотые просто не видят. Сообщество защищает этих дураков от истинной агонии, от настоящего страдания, на которое способен только человек, но скоро они все узнают.

Лежа на смертном одре, они вспомнят эту ночь. Тех, с кем проводили ее. То, как впервые осознали значение страшного слова из пяти букв. Развлекательный круиз в стиле жуткого декаданса покажется им последним вздохом эры золотых.

До чего же этот последний вздох жалок…

– Конечно я с тобой, – говорю я, крепко сжимая рукоять лезвия.

Рагнар внимательно смотрит на нас, хоть и не слышит, о чем мы говорим. Виктра ждет сигнала, чтобы вышибить дверь. Огни удаляются, корабль исчезает в недрах города. Удивительно, но мысль о том, что вот-вот произойдет, не приносит мне никакого удовлетворения. Золотой эре сейчас придет конец, однако я далек от злорадства. Я не хочу представлять, как во всех городах империи погаснет свет, как замедлят свое движение корабли, как блеск золотых померкнет, а прогнившая система наконец рухнет. Как бы мне хотелось услышать, что думает по поводу нашего плана Мустанг… Раньше я скучал по ее губам, по ее запаху, а теперь больше всего мне не хватает общности наших мыслей. Когда мы были вместе, я не чувствовал такого одиночества. Думаю, она подвергла бы нас остракизму за то, что мы уделяем куда больше внимания миру, который желаем разрушить, чем миру, который пытаемся построить.

Откуда этот бред? Со мной мои друзья, мы готовимся нанести золотым удар, сбывается моя мечта! Однако в душе нет покоя, будто за мной наблюдают. Что бы ни говорил Севро, тут что-то не так! Не в здании, а во всем его плане! Как бы я поступил на его месте? Что в этом случае сделал бы Фичнер? Если все удастся, то что мы будем делать, когда пыль уляжется и снабжение гелием прекратится? Что нас ждет? Век тьмы? Сила Севро превосходит его самого. Его ярость может сдвинуть горы.

Когда-то и я был таким, как он, и вот куда меня это привело.

– Охрану убить! Розовых оглушить! Бьем, берем и валим! – говорит Севро своим упырям.

Я крепко сжимаю клинок. По сигналу Севро Рагнар и Виктра входят в двери. Остальные следуют за ними во тьму.

В покоях Квиксильвера темно и тихо, словно в могиле. Первая комната пуста. На столе стоит аквариум, в котором плавает одинокая ядовито-зеленая медуза, на стенах пляшут зловещие зеленоватые отсветы. Идем в спальню, выбив золотые филигранные двери. Мы с Крошкой охраняем вход. Опускаюсь на колено, взяв на изготовку рельсотрон с глушителем, на другую руку намотано лезвие-хлыст. В спальне на большой кровати с балдахином спит человек. Рагнар хватает его за ногу и стаскивает с постели. Голый мужчина валится на пол, просыпается от удара и пытается закричать, но Рагнар зажимает ему рот.

– Черт! Это не он! – раздается у меня за спиной голос Виктры.

Оглядываюсь, но из-за широкой спины Рагнара, склонившегося над розовым, мне не разглядеть его лица.

– Три часа ночи! – кричит Севро, ударяя кулаком по прикроватному столику, и тот ломается пополам. – Где его черти носят?

– На Луне сейчас четыре часа дня, разгар торгов, – отвечает Виктра. – Может, он у себя в кабинете? Спроси у раба.

– Где твой хозяин? – спрашивает Севро.

Маска искажает голос, звук такой, будто по стальной проволоке водят железным прутом. Я не свожу глаз с гостиной, но тут розовый издает стон, я оборачиваюсь и вижу, как Севро бьет его коленом в пах.

– Симпатичная пижама, парнишка! Не хочешь узнать, как она смотрится в красном цвете?

Ледяной тон заставляет меня поморщиться. Я слишком хорошо знаю его – таким голосом всегда говорил Шакал, пытая меня в Аттике.

– Где твой хозяин? – повторяет Севро, вжимая колено еще сильнее.

Розовый воет от боли, но упорно отказывается отвечать. Упыри молча наблюдают за пыткой. Их безликие фигуры едва различимы в темноте. Такие вещи не обсуждаются. О какой морали можно говорить после того, как мы заминировали весь город? Но я знаю, что им не впервой. Я чувствую себя грязным, глядя, как розовый рыдает и корчится на полу. Настоящая война – это не звуки фанфар или звездные баталии, а вот такие молчаливые моменты жестокости, о которых все быстро забывают.

– Я не знаю, – стонет розовый, – не знаю!

Этот голос! Я где-то слышал его раньше! Онемев от изумления, бросаю свой пост у двери, кидаюсь к Севро и оттаскиваю его от розового. Я знаю этого мужчину с мягкими чертами лица, мне знакомы длинный нос с горбинкой, глаза цвета розового кварца и смуглая золотистая кожа! Он сделал меня тем, кем я стал, он вместе с Микки! Это Маттео! Прекрасный и хрупкий, он задыхается на полу, у него сломана рука, изо рта идет кровь, здоровой рукой он прикрывает изувеченную Севро промежность.

– Ты какого хрена творишь? – рычит на меня Севро.

– Я его знаю! – отвечаю я.

– Как это?

Воспользовавшись тем, что я отвлек Севро, и не видя ничего, кроме черных демонических масок на наших шлемах, Маттео пытается дотянуться до лежащего на тумбочке планшета, но Севро реагирует быстрее. С глухим звуком самые плотные на свете кости ударяют по самым хрупким. Кулак Севро дробит изящную челюсть Маттео, и розовый со сдавленным хрипом валится на пол в конвульсиях, глаза закатываются. Я наблюдаю за происходящим словно в тумане. Кажется, насилие происходит в ином измерении, и вместе с тем все эти действия примитивны и совершенно не окрашены эмоциями. Сокращаются чьи-то мышцы, трещат чьи-то суставы… Я тянусь к Маттео, закрываю его своим телом и отталкиваю Севро.

– Не трогай его! – кричу я.

Маттео, слава богу, потерял сознание. Пока непонятно, пострадал ли позвоночник, есть ли сотрясение мозга. Я прикасаюсь к шелковистым кудрям, которые тронула седина голубоватого оттенка. Рука непроизвольно сжалась в кулак, как у младенца, на безымянном пальце – тонкое серебряное кольцо. Где он пропадал все это время? Что он тут делает?