Ощутив какую-то неясную тревогу, я поспешно спустилась и бросилась к Людмиле:

– Люда, запасной ключ от номера Гайслера у тебя?

Захарченко лишь испуганно кивнула.

– Давай его сюда! – потребовала я не церемонясь.

Людмила неуверенным жестом протянула мне ключ, я схватила его и помчалась обратно к лестнице. В несколько прыжков достигнув нужного этажа, я подбежала к номеру Гайслера и вставила ключ в замок. Сзади послышались шаги Людмилы, не привыкшей так резво бегать по лестнице.

Отперев дверь, я влетела в номер. Так и есть! Дверь на балкон была распахнута, ветер колыхал темно-коричневую портьеру, комната вся наполнилась морозным воздухом.

– Боже мой, какой сквозняк! – только и воскликнула администратор отеля, появляясь в номере следом за мной.

Я, ничего не отвечая, бросилась к балкону и взглянула вниз. Гайслер еще не успел скрыться: он стоял, держась рукой за белое перекрытие между балконами, и пытался заставить себя сделать шаг по бетонным перилам.

– Эй, кончай чудить! – крикнула я.

Гайслер вздрогнул, мой возглас, кажется, толкнул его на отчаянные меры. Сгруппировавшись, он вдруг оттолкнулся ногами от перил и сиганул вниз. Выбежавшая за мною на балкон Людмила ахнула и схватилась за сердце. Но прыгать Гайслеру пришлось всего лишь со второго этажа, хоть и довольно высокого. К тому же внизу были сугробы, так что серьезных повреждений приземление ему не причинило. Во всяком случае, он быстро вскочил на ноги и, чуть прихрамывая, побежал к длинной лестнице, ведущей вниз, к городским улицам.

Бегать по снегу в туфлях на высоких шпильках – это очень неудобно. К тому же, в отличие от Гайслера, я была в одном платье, а хитрый Альберт успел надеть пальто.

– Люда, зови охрану, тревога, быстро! – крикнула я подруге, скидывая туфли и примеряясь к перилам. Уселась и перекинула одну ногу наружу. Перелезла и повисла на вытянутых руках, готовясь к прыжку.

Захарченко взвизгнула от страха, с ужасом глядя на мои действия.

– Делай, что я говорю! – повторила я и разжала руки.

Прыжок мой получился удачным. Приземлилась я легко и именно в том месте, где и планировала. Конечно, будь я в кроссовках и хотя бы в куртке, а не в расфуфыренном платье, мне было бы гораздо удобнее. Но выбирать не приходилось, а упустить Гайслера я не могла себе позволить.

А он быстро перебирал ногами, сбегая по длинной лестнице вниз. Я, не обращая внимания на боль в ступнях, на порванные новенькие колготки и пусть пятиградусный, но все же морозец, помчалась за ним. Гайслер повернул голову и в этот момент увидел, как из здания торопливо выскочили двое охранников. Они бросились к воротам с целью перекрыть все доступы к ним. В глазах Альберта я заметила отчаяние.

Он рванулся было в сторону, но понял, что там его непременно настигнет один из охранников. Оглянулся – ему на пятки наступала я. Гайслер – без всякой логики – побежал вперед и вниз, уже ни на что не надеясь.

Мы с охранниками догнали его одновременно – с трех сторон, и приготовились зажать в «клещи». Он, как затравленный зверь, медленно отступал к воротам, в чем не было совершенно никакого смысла: перелезть через них на наших глазах все равно бы не сумел.

– Бросьте, Альберт, – решительно произнесла я. – Вам лучше пройти с нами и все рассказать. Все равно вам не уйти!

Гайслер молчал.

– Что ж, ребята, – со вздохом обратилась я к охране. – Вяжите его, придется препроводить товарища в милицию.

При слове «милиция», как мне показалось, Гайслер слегка встрепенулся. Но, как ни странно, возражать нам он не стал. Он замер на месте, позволил охранникам связать ему руки по моей просьбе – на всякий случай. Они предложили мне помочь – доставить Гайслера до здания УВД, но я отказалась, в уверенности, что прекрасно справлюсь сама. Только попросила их последить за ним, пока я схожу переодеться: в длинном вечернем платье и босиком я, конечно, смотрелась несколько комично на заснеженном дворе парк-отеля «Богемия». Да и холодно было, черт подери!

Альберта я усадила на переднее сиденье, рядом с собой. Он был бледен, но молчал, только на лбу у него выступил пот, несмотря на то что на улице было явно не очень жарко. По дороге я несколько раз пыталась задавать ему различные вопросы, но Гайслер упрямо молчал, и я оставила эти попытки.

Сказать, что подполковник Мельников очень удивился, когда в его кабинет без предупреждения ввалилась я, ведя на прицеле, прямо перед собою, связанного Гайслера, значит ничего не сказать. Он едва заставил себя вернуть на место челюсть, которую чуть не уронил при виде нашего эффектного появления. Слава богу, что я достаточно частый гость в епархии Мельникова и многие дежурные опера знают меня в лицо, так что никто на вахте не удивился нашему странному дуэту, лишь предложили свою помощь. Я и тут отказалась, потому что Гайслер вел себя тихо и даже не попытался сбежать.

Мельников, придя в себя после легкого ступора, постарался вернуть своему облику прежнюю солидность, склонил голову и произнес густым басом:

– Так… И кто же это у нас будет?

– А это, Андрей Александрович, и есть тот самый господин Гайслер Альберт Христианович, который, судя по билету, второго декабря должен был улететь в Москву. Но почему-то не улетел, а зарегистрировался в парк-отеле «Богемия», где все эти дни вел затворнический образ жизни. А на мое предложение познакомиться и провести вместе время он отреагировал очень странно: прыгнул с балкона в сугроб!

– М-да? – переспросил Мельников, нахмурившись. – Интересно…

– Вот и мне очень интересно, Альберт Христианович, – подхватила я, – с чего это вдруг вы кинулись от меня убегать? Неужели я такая страшная женщина? Вы меня даже еще и не увидели!

Гайслер криво усмехнулся уголком рта, но продолжал хранить молчание.

– Так, – строго произнес Мельников, который пока что сам плохо понимал суть дела, но старался держать марку, не уронить честь мундира и исправно играть роль властного и всезнающего подполковника. – Похоже, пора переходить к решительным мерам! Либо вы все рассказываете сами, либо мы вас отправляем в камеру, а чуть позже выдвигаем вам обвинение.

Гайслер открыл было рот… закрыл его… махнул рукой и вновь угрюмо ушел в себя.

– Подождите, Андрей Александрович, – вмешалась я. – Давайте попробуем все же задать ему несколько вопросов. Собственно, главным является один-единственный: где Ирма Линдгардт?

Гайслер, казалось, не ожидал ничего подобного. Он перевел изумленный взгляд с Мельникова на меня и негромко сказал:

– Я не знаю никакой Ирмы Линдгардт!

– Да?! – не поверила я. – А с кем вы собирались улететь из Тарасова второго декабря?

– Я никуда не собирался лететь, – голос Гайслера был каким-то потухшим.

– Для чего же вы купили билет? – вступил Мельников. – Да вы присаживайтесь, присаживайтесь…