– И как я это узнаю? – заартачился Мельников. – Мне же для этого нужно кого-то отправить в аэропорт! Или ты хочешь, чтобы я туда лично смотался, от нечего делать? Я, вообще-то, хочу тебе заметить, Таня, что занимаюсь делом, которого у меня даже нет в производстве!

– Мне казалось, что мы друзья, Андрей, – напомнила я.

– Мы, конечно же, друзья, – пошел на попятную подполковник. – И я вовсе не отказываюсь тебе помочь. Но и ты меня пойми. У меня каждый человек на счету!

– Я думаю, для того чтобы узнать, пустовало ли место номер шестьдесят четыре, на которое был зарегистрирован билет господина Гайслера, необязательно ехать в аэропорт. Твои подполковничьи полномочия позволят тебе получить эту информацию и по телефону, – я упорно стояла на своем.

– Ну хорошо, попробую позвонить туда, – согласился Мельников. – Но только позвонить! Никто в аэропорт не поедет, даже не надейся! С меня начальство голову снимет, если узнает, что мои опера посторонними делами занимаются, когда у нас и своих выше крыши!

– Ладно, спасибо и на этом, – проворчала я, кладя трубку.

После разговора с Мельниковым я принялась взад-вперед бродить по номеру. Усидеть на месте мне было трудно. Наконец-то появилась зацепка, и теперь версия складывалась вполне реальная!

Ситуация представлялась мне таким образом. Ирма Линдгардт и Альберт Гайслер познакомились и полюбили друг друга. Именно поэтому Ирма в последнее время выглядела такой счастливой. А так как она была девушкой замкнутой, то ни с кем не поделилась подробностями своего романа, даже с подругами. По какой-то причине – возможно, Альберт Гайслер и сам состоит в законном браке – они не могли открыто заявить о своих чувствах. Возможно, они решили вместе уехать в Германию, чтобы жить там долго и счастливо. Этим и объясняется исчезновение Ирмы Линдгардт снежным вечером второго декабря…

Конечно, многое в этой версии пока что оставалось неясным. И не все в ней сходилось гладко. Например, зачем им понадобилось сбегать тайком – не проще ли подать на развод? Тем более что у Ирмы и Виктора нет детей, и сия процедура не оказалась бы такой уж сложной. К тому же если Гайслер планировал покинуть Россию, не оформив развод с супругой, это сильно усложнило бы его положение в Германии. И самое главное: если Альберт Гайслер благополучно улетел в Германию вместе со своей возлюбленной, то кто же сейчас занимает сто первый номер в парк-отеле «Богемия»?

Ответов на эти вопросы у меня не было, равно как и на такой – почему в списках пассажиров не значилось имя самой Ирмы Линдгардт? Отправилась другим рейсом? Позже? Но почему? И где она скрывалась все эти дни? И кому и зачем в этом случае понадобилось снимать номер в парк-отеле?

Альберт его занимает – или не Альберт? Он улетел в Москву – или не он? А может быть, они оба сняли номера в тарасовских отелях, только в разных? Но… смысл? Пересидеть, переждать, пока о них все забудут? Это сколько же нужно ждать! Зачем такая конспирация? И при чем тут, опять же, этот пресловутый билет на самолет? Билет, билет, при чем тут билет?!

Словом, висит мочало – начинай сначала! Если удачно прицепишь к этой версии билет – «выпадет» отель! Разберешься с отелем – и тогда билет станет лишним!

– Ерунда какая-то! – громко произнесла я, почувствовав, что мне следует срочно покинуть свой номер, иначе я свихнусь от этой шизофренической карусели, которую образовали в моей голове бегавшие по замкнутому кругу мысли.

Возможно, я и не обратила бы внимания на это сочетание имени и фамилии – Альберт Гайслер – только на основании того, что письмо, отправленное Ирме неким неизвестным мужчиной, было подписано именем Альберта. Но то обстоятельство, что имя этого человека фигурировало в списке пассажиров именно второго декабря – это заставляло насторожиться. И в отеле он зарегистрировался тоже второго числа. Три раза на моем пути в этом расследовании встретилось имя Альберт, и дважды – в сочетании с фамилией Гайслер. И мимо такого совпадения я пройти не могла.

Немного подумав, я решила отправиться домой к Екатерине Михайловне с тем, чтобы, не обращая внимания на ее предубеждения по поводу ее дочери, откровенно все с ней обсудить. И персону этого Альберта – в том числе.

Спустившись в холл, я предупредила Людмилу о том, что уезжаю, и наказала ей строго-настрого: немедленно мне сообщить, как только Альберт Гайслер вернется! Людмила подозрительно покосилась на меня, но расспрашивать ни о чем не стала.

От услуг такси я отказалась, поскольку под боком у меня имелась своя машина. Села в «Ситроен» и поехала по намеченному адресу.

* * *

В квартире Екатерины Михайловны сильно пахло лекарствами. Валерьянка, пустырник, корвалол – все это образовало целый конгломерат ароматов, распространившихся в комнате. Но даже аптечные запахи показались мне куда симпатичнее, чем то амбре, что висело в моей квартире – я от души надеялась, что после ремонта от него все же не останется и намека, иначе мне придется поменять место жительства навсегда! Отель «Богемия», конечно, очень достойное место, но все-таки оно хорошо лишь для временной остановки, а постоянно жить человеку лучше у себя дома.

Женщина встретила меня с некой надеждой, которая, судя по тону ее голоса в телефонной трубке, когда я договаривалась о визите, уже начала ее покидать.

– У вас есть новости? – с порога спросила она меня.

– Скорее новые факты, и я пока что не знаю, как их следует трактовать, – призналась я, снимая сапоги и проходя в комнату. – Надеюсь, как раз вы что-то проясните.

– Я расскажу все, о чем знаю! – заверила меня Екатерина Михайловна.

– Во-первых, – сразу же начала я, решив не церемониться. – Скажите, если бы у вашей дочери возник роман, могла бы она сбежать с этим мужчиной?

Я предполагала с ее стороны именно ту реакцию, которая и последовала: Екатерина Михайловна закатила глаза, схватилась за сердце и посмотрела на меня глазами воплощенной добродетели, оскорбленной в лучших своих чувствах.

– Я вас умоляю, не нужно этих пафоса и трагизма, – поморщившись, решительно заявила я. – Это сейчас неуместно! Прекрасно понимаю ваши чувства, но и вы меня поймите. Мне необходимо разобраться во всем досконально. Когда человек исчезает бесследно, в ход идут самые разнообразные версии и предположения.

– Нет-нет, такого просто не могло быть! – принялась уверять меня Малеванная.

– Почему? – в упор спросила я усталым голосом. – Только не говорите мне, что Ирма – человек высочайших морально-нравственных устоев! Даже такой человек не застрахован от того, чтобы вдруг в кого-то влюбиться. К тому же попытка изменить свою жизнь – это еще не преступление.

– Да я даже не об этом! Просто Ирма не могла бы так поступить со мной! Она же знает, что у меня больное сердце! Неужели вы полагаете, что она столь жестока?! Это исключено!

Екатерина Михайловна сопровождала каждую свою фразу категоричными жестами. Я смотрела на нее с сочувствием. Пытаться что-то ей доказывать и объяснять было бесполезно, поэтому я просто перешла к конкретике: