Лиза как-то резко перестала натягивать пуховик. Напротив, она сбросила его обратно на стул, плюхнулась туда сама, уткнула лицо в ладони и… вот черт, опять заревела.

– Ох, Игорь, простите меня! – проскулила она через сжатые пальцы. – Я все ей порчу. Всю жизнь я ей испортила, моей Фаечке. Все время на пути к ее счастью стою.

– Ну-ну-ну, – пробормотал Игорь, пугаясь приближения очередного цунами. Я обреченно вздохнула.

– Нет, я знаю, это правда. Она ведь… знаете какая хорошая. А красивая какая! Если бы она только одевалась, если бы красилась, каблуки там….

– Лиза, не позорь меня, – попросила я, но кто ж меня станет слушать.

– Да, Фая! Ты всегда была красоткой. И всегда пряталась от всех, но знаешь что, так не пойдет. Я больше не стану этого терпеть. Ты должна быть счастлива!

– Ты, Лиза, должна пойти домой и поспать, если, конечно, не хочешь, чтобы мы завтра же тебя обратно в ту же больницу отвезли, – сказала я мрачно, и Игорь меня одернул.

– Не надо с ней так. Она же переживает.

– Да! – кивнула Лиза. – Вчера у нас в палате был прямо мужицкий дождь. Знаете, как в этой песне смешной… Неважно, в общем, ко всем приперлись мужья, так что прямо не продохнуть. Только один уйдет, второй приходит. И лилии эти… вонючие… притащили. А детей привезли, у меня аж голова разболелась. И все такие счастливые, со всеми носятся, словно они не простыми детьми беременны, а наследными принцами. А мы с Вовкой никому не нужны, у нас с Вовкой только Фая. И я ей поперек дороги, я всегда мешаю ее счастью.

– Ничего подобного, – возмутилась я.

– Очень даже подобно! – агрессивно отмела она мой протест. – Если бы не я, ты бы уж давно была с Юриком. Он тебя любил, я знаю! Не возражай. И ты его любила. Может быть, и сейчас любишь, да!

– Ну спасибо, сестра! Ну удружила. – Я уставилась на нее, пытаясь понять: она и в самом деле дура такая или притворяется с какими-то далеко идущими планами.

– До сих пор любишь, значит? – включился Игорь. – Юрика? А чего со мной его не познакомила?

– Никого я не люблю! – взбесилась я и в тот же миг поняла, что снова ляпнула что-то не то. Не угадала с выбором слов.

– Ясно, – процедил Игорь и отвернулся к Лизе. – Давайте отвезем вас домой, Лиза. Фаина права, вам необходимо отдохнуть. Завтра будет новый день, и вы сможете все решить – кого вы хотите прогнать, а кого оставить. Не нужно быть совсем уж… психологом, чтобы понять – завтра будет новый день и новые силы. Оставьте решения на потом. Не нужно ничего…

– Конечно, я люблю тебя, Игорь! – с досадой воскликнула я, адресуя вопль больше себе, чем кому бы то ни было. – Иначе с чего бы мне было так больно? Да, это лакмусовая бумажка. Лизка вот понимает. Если тебе не больно, значит, это и не любовь.

– Фая! – ахнула Лиза, и я остановилась, посмотрела на них с запоздавшим подозрением. Нет. Я не это хотела сказать.

Все вдруг затихли. Лиза впилась в меня таким особенным взглядом, и я поняла, что «попала». Игорь услышал все. Он обернулся так, что, наверное, почти вывернул шею. Я почувствовала себя идиоткой, пожалела, что вообще на свет родилась.

– Ты его любишь? Любишь? – спросила сестра, и я замерла, глядя на Игоря взглядом птицы, попавшей в силки. Самый нелепый способ признаться в любви, не так ли? В Макдоналдсе, в процессе жестокой ругани с беременной вздорной сестрой.

– Ну… если называть вещи своими именами, я не могу, строго говоря, быть уверенной в том, что это любовь. Откуда мне знать, что такое любовь… Лиза, у тебя свитер наизнанку!

– Что? – Лиза глянула вниз, охнула и принялась стаскивать с себя свитер.

– Ты меня любишь? – переспросил Игорь серьезно, в то время как Лиза скакала рядом со свитером на голове.

– Ну и что? Это ничего не меняет, – ответила я без улыбки.

– Ничего не меняет, – согласился Игорь, но вдруг встал, протянул руку и притянул меня к себе. Его тело, такое незнакомое и такое желанное – как это было возможно? Мы стояли так близко, совершенно глупая сцена – Макдоналдс, гомонящие дети, свободные кассы, бесплатные улыбки и мы – так близко, что я чувствую его теплое дыхание на своих губах. Когда Лизавета выдралась из горловины свитера, мы уже целовались. Это было странно, ненормально, вовсе не эротично – не место и не время, и беременная сестра, которая вот-вот снова ударится в рев, мне ли не знать… Но мне было плевать, потому что я никогда не искала баланса, не стремилась к гармонии или к тому, чтобы дотянуться до картинного счастья из рекламного ролика. Мне не нужна пальма и кокос, чтобы ощутить прикосновение счастья. Мне достаточно поцелуя. И мороженого, пожалуй. И как хорошо, что мы Вовку не потащили с собой, а оставили его на соседку…

Я пошла на субботнюю тренировку. Сама не думала, что пойду – кому придет в голову переться черт знает куда, чтобы там столкнуться взглядом с человеком, которому тебе, по сути, нечего и сказать. Что мне было там делать? Вжиматься в стену и отводить взгляд в сторону? Делать вид, что ничего не случилось, что никого не уволили, не выставили из здания Муравейника, что все мы тут просто пришли постучать по воланчику? Но я пошла – по двум причинам. Первая – я хотела показать Сашке Гусеву, что даже не собираюсь вычеркивать его из списка «живых», причем мое решение не зависит от того, каковы результаты резки бритвой Оккама. Виновен он, невиновен он – мне было все равно. Оказалось, что и сам Саша предпочитает делать вид, что все это ему якобы совершенно не важно. Я понимала – так ему было удобно, так выглядит мужчина, задетый за живое. Или… так выглядит человек, которого поймали за руку, но дали выскользнуть из капкана.

Почему, кстати, наши начальники оказались такими добренькими? Получается, что такого рода «грабеж среди бела дня» – штука выгодная и связанная с минимальным риском?

Я пришла на тренировку не одна, я приперлась с моим благородным идальго, который увязался за мной, а я не нашла ни одного аргумента, чтобы его остановить. Хотя изначально я хотела уехать из безликой Игоревой съемной квартиры, чтобы доказать себе, что могу это сделать. Уехать от его теплых объятий – по своим делам. Что и я могу быть разумной и не сошла еще окончательно с ума, особенно в свете того, сказанного как бы вскользь накануне – про любовь мою к нему. Теперь я чувствовала необходимость противопоставить что-то своим вчерашним словам, противопоставить – как уравновешивают чаши весов маленькими гирьками. Мне нужно было доказать себе, что я не стану все выходные глупо улыбаться и бродить голышом по квартире Игоря Апреля. Он же явно надеялся на это.

– Ты что, серьезно? – спросил он меня, когда я принялась решать вопрос со спортивной формой, звонить маме, спрашивать, где мои кроссовки и прочее. – Ты не шутишь?

– Не ты ли спрашивал меня, буду ли я дружить с Сашей в любом случае? Что-то о безусловной любви, – напомнила я.