одну из медных львиных голов на перилах – ласково, словно живого зверя.

– Что вы здесь делаете? – Это гнев или радость пронзили его грудь?

Девушка обернулась. На мгновение она выглядела испуганной, но потом узнала Карла и в глазах у нее промелькнуло веселье.

– Господин комиссар! И вы здесь? Что ж, лучше поздно, чем никогда.

– Что вы пытаетесь этим сказать?

– Ничего особенного. Это ведь именно здесь нашли тело Риты Шенбрунн, не так ли?

Карл подошел ближе, но ничего не сказал.

– У меня сложилось впечатление, что ваше расследование продвигается слишком медленно. Прошло две недели, а вы ничего не нашли. У вас всегда так?

Карл фыркнул:

– С чего вы взяли, что ничего? Думаете, я посвящу вас в ход расследования? Как вас вообще зовут?

В ее глазах снова вспыхнули искорки веселья. Левый, казалось, смотрел куда-то мимо Карла. Это раздражало.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Вы допросили мою свидетельницу с Бюловштрассе. Нравится вам или нет, но теперь мне нужно знать ваше имя. Хотя бы для того, чтобы в следующий раз не стоять разинув рот и не спрашивать: «Какая еще акушерка?»

Девушка хихикнула.

– Ах, Магда. Она и вам наплела о злом и страшном Педро?

– Почему наплела? Так, давайте обо всем по порядку… Как вас зовут?

– Хульда.

– А дальше?

Девушка окинула его задумчивым взглядом.

– Можно просто Хульда. Или госпожа Хульда, если будет угодно. Так меня зовут на Винтерфельдплац.

– Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, – потеряв терпение, велел Карл.

– Гольд. Хульда Гольд.

С этими словами она протянула руку, словно вежливо представляясь новому знакомому. Карл машинально ответил на рукопожатие и только потом осознал, что делает. Пальцы Хульды были холодными, но рукопожатие – крепким и уверенным, и когда она отстранилась, Карл на долю секунды ощутил сожаление.

– Интересное имя. Еврейское?

– А почему вы спрашиваете? – По голосу было слышно, что Хульда внезапно насторожилась.

– Просто так. – Он пожал плечами. – Ладно, нет так нет. А что означает ваше имя?

Хульда громко рассмеялась.

– Меня об этом еще никто не спрашивал. В конце концов, это вполне обычное имя, разве нет?

Нет, Карлу оно не казалось обычным, скорее напротив. В нем было что-то странное, какая-то бездонная глубина, которая ему нравилась и в то же время тревожила. Сколько Карл себя помнил, он всегда был очарован именами. Они казались ему духами, обволакивающими своих носителей, как второе «я». Свое имя, напоминающее карканье, Карл ненавидел, а фамилия Норт, доставшаяся ему от настоятеля приюта, поскольку его родители были неизвестны, казалась резкой и неприступной, как холод и снег. Но в имени Хульды звучало тепло, которое смягчало странность.

Она выжидательно смотрела на Карла, но он словно потерял нить разговора. Что она говорила? Да, точно!

– Почему вы думаете, что Магда не права?

– Понятия не имею. Предчувствие такое. – Она оттолкнулась от перил. – Да ладно, неужто вы правда думаете, что все так просто? Сутенер впал в бешенство и зарезал курицу, несущую ему золотую яйца?

Нет, Карл так не думал. «А девица-то неглупа. Нужно держать с ней ухо востро», – подумал он с некоторым беспокойством. Ему совсем не нравилось, что Хульда шныряет по округе, расспрашивая людей, которым, возможно, не нравится, что кто-то пытается вторгнуться в их мирок. Хульде следует быть осторожной. Знает ли она, какой опасности себя подвергает?

– Известно, что Рита его шантажировала, – сказал он. – Это могло стать мотивом.

– А, история с лечебницей в Далльдорфе? – спросила Хульда.

Карл вздрогнул, хотя, признаться, даже не удивился тому, что Хульда уже разузнала про это место.

«Что-то в ней вызывает у людей желание откровенничать», – подумал он со смесью досады и одобрения.

– Возможно, Рита Шенбрунн знала этого Педро раньше, – сказал Карл. – Когда-то она работала медсестрой, по крайней мере, если верить уличным женщинам. Они с Педро могли встретиться в Далльдорфе, в лечебнице для душевнобольных. Но при каких обстоятельствах? Это мне пока не удалось выяснить.

Хульда удивленно присвистнула, совсем как уличный мальчишка.

– Как думаете, врачи могут что-нибудь знать? Возможно, кто-то в лечебнице ненавидел Риту?

– Возможно, – согласился Карл, который не стал озвучивать это во время своих рассуждений.

– Вы уже там были?

Хульда смотрела на него широко раскрытыми глазами. На первый взгляд вопрос звучал невинно, но Карлу казалось, что девушка его проверяет.

– В Далльдорфе?

– Да. Ну, в ходе расследования. Вы допрашивали персонал?

Карл виновато ответил, что нет. Ему снова стало не по себе. Он что, оправдывается? Только сейчас он в полной мере осознал, что обсуждает расследование с акушеркой, которую встретил на предполагаемом месте преступления. Поздним вечером. Он покачал головой, удивляясь собственной глупости.

Пытаясь собраться с мыслями и выиграть время, Карл прислонился к парапету и посмотрел на канал. Вода была черной как смоль, но на маленьких волнах качались отблески света. Чуть дальше, уже в Кройцберге, виднелся мост, который вел через Ландвер-канал.

Теплый ветер шумел в кронах деревьев, время от времени слышался крик ночной птицы или плеск воды, когда рыбы всплывали на поверхность, прежде чем снова нырнуть и впиться холодными ртами в ил на дне.

– Ночью здесь красиво, – тихо сказала Хульда.

Карл не знал, говорит она с ним или сама с собой, но не мог не согласиться. Эта часть города напоминала лес: широкий канал разделял тесные кварталы застроек. Карл вдохнул полной грудью, что нечасто случалось ему делать на узких улочках.

«И все-таки человек – животное. Ему нужна природа, а не эти каменные джунгли», – подумал он, повернулся к Хульде и спросил:

– Почему вы на самом деле интересуетесь Ритой Шенбрунн?

Лицо девушки было скрыто в тени.

– Ну… вы же знаете, что я акушерка. – Она подняла руки, словно защищаясь. – Мне известно, что вы думаете об этой профессии, и, надо сказать, многие разделяют вашу точку зрения. Все в порядке, я не жду медалей или хвалебных од. Так получается, что в ходе работы я невольно втягиваюсь в жизнь других людей. Беременность, роды, первые дни с новорожденным, вся эта новизна, затрагивающая наши самые древние чувства… В том числе страхи, которые мы держим в себе. Нам кажется, что мы их тщательно похоронили, но по время родов дамбы порой прорываются, затапливая все вокруг. – Хульда неотрывно смотрела ему в глаза. – С моими пациентками такое частенько случается, и тогда я становлюсь свидетельницей сцен, не предназначенных для посторонних глаз.

Карл понимающе кивнул. Похожее случалось и с ним. Копаясь в грязи голыми руками, он видел кровь, пот и слезы людей, чьи жизни были перевернуты из-за совершенного кем-то преступления. Карл заглядывал в души людей, которые кого-то убили, и пытался их понять. Сегодня он гораздо лучше, чем прежде, понимал, что толкает людей на кривую дорожку.

Карл прикусил губу,