Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смелая. Дерзкая.
Я повернула голову в одну сторону, затем в другую, наслаждаясь тем, как по-иному очертилось лицо. Серое платье сидело на мне всё так же мешковато, но теперь меня это не сильно волновало. Я встретилась глазами со своим отражением и улыбнулась.
Я всё выдержу. Я смогу.
– Ты выглядишь… по-другому, – с удивлением заметил Олеа, когда я вошла в столовую.
Вэльд одобрительно цокнул языком и поддакнул:
– Так гораздо лучше. Сама подстриглась?
– Да как же, – фыркнула Ланда, расставляя на столе тарелки.
– Это всё Нери, ей спасибо.
Все одновременно замерли, потом дружно повернулись к Нери, которая как раз вносила блюдо с лепешками. Она не обратила на ошеломленные взгляды окружающих ни малейшего внимания. Да уж, гордой Вире Линд было чему у нее поучиться.
Ланда, очевидно недовольная таким поворотом, скривила лицо.
– Нери небось просто не выдержала смотреть на такую отвратную стрижку.
– Она высказалась в подобном духе, прежде чем меня постричь, – как ни в чем не бывало сказала я. На это Ланда не нашла что ответить и, пропыхтев что-то, ушла на кухню.
Я присоединилась к Тарине, которая раскладывала столовые приборы. Убедившись, что Нери далеко, та понизила голос:
– И как ты на такое решилась? Я бы ни за что на свете не доверила ей свои волосы. Она ведь странная. Всегда сама по себе.
Я только пожала плечами:
– Я рада, что доверилась ей. Мне кажется, стало лучше.
Тарина явно замялась.
– Да, но… Надеюсь, ты не обидишься, но, по-моему, эта стрижка выглядит чересчур вызывающе. В смысле… я бы так не подстриглась. Но это просто мое мнение, я могу ошибаться.
Я кивнула, но моя радость несколько померкла.
После обеда, едва Олеа собрался озвучить обязанности каждого, я огорошила всех тем, что вызвалась на дежурство.
– От меня тут не так много помощи, – сказала я под громкое хмыканье Ланды. – Пусть лучше Олеа отдохнет.
Серо-голубые глаза юноши блеснули, и он широко улыбнулся.
– Если ты правда готова… Я тебя провожу.
Кажется, Ланда закатила глаза, но мне было всё равно. Мне надоело быть бесполезной. Олеа работал не покладая рук, даже больше, чем все остальные, – ведь он не только охотился и искал камни, но и каждый вечер возводил щит, который забирал у него последние силы, а потом еще читал книгу Закона. Конечно, периодически его сменяли, но чтение хорошо давалось только Нери: Ланду слушать было одно мучение, сплошные запинки и оговорки, Вэльд тараторил и путался, а Тарина, хоть и старалась читать с выражением, звучала нарочито и вымученно. Всю предыдущую неделю у меня просто не было сил на чтение, но я дала себе слово, что обязательно поддержу Олеа и в этом, – уж читать-то я умела хорошо.
Когда мы с Олеа вышли из дома, солнце давно перевалило за полдень. Для дежурства я сменила платье на штаны с рубашкой и курткой, чтобы было легче перелезать через изгороди, если придется возвращаться напрямик. Еще раньше по моей просьбе из каких-то закромов Тарина выудила мягкое кепи. С учетом того, что пышными формами по сравнению с Ландой я не отличалась, в таком наряде я больше всего походила на мальчишку.
Пересекая речку по каменному мосту из простого лассника, я заметила, что Олеа улыбается. Поймав мой вопросительный взгляд, он улыбнулся еще шире:
– Я рад, что ты потихоньку к нам привыкаешь. Если честно, когда я тебя первый раз увидел, думал, ты не выдержишь, начнешь жаловаться. Такая хрупкая… Но оказалось, в тебе много внутренней силы.
Я едва слышно фыркнула.
– Если бы ты вырос с Неллой, тоже бы научился держать свои жалобы при себе.
– Кто такая Нелла? Твоя сестра?
Я смутилась:
– Нет… м-м… гувернантка. Очень строгая.
Глаза Олеа по-детски расширились, и он беззвучно повторил слово «гувернантка», словно это было название особо экзотичной специи с Пряных островов. Потом тряхнул каштановыми кудрями.
– У меня родители работали без продыха, мной занимались братья и сестры.
– И сколько их у тебя?
– Четыре брата и четыре сестры. Все старшие.
– Девять детей? – не удержалась я. – Твои родители почти как Серра с Иалоном!
Олеа мягко усмехнулся:
– Ага, отец всегда любил повторять, что не отказался бы, если б их с матерью кроме детей благословили еще денежными камнями. С деньгами у нас всегда было туговато. Зато на скуку не пожаловаться… – И он принялся рассказывать о своем детстве.
Слушая его, я не могла удержаться от улыбки. В голосе Олеа звучала такая искренняя радость, когда он рассказывал о том, как сестры учили его читать, а братья – стрелять из рогатки: «Никогда не думал, что однажды это так пригодится». Видимо, поэтому он и ко всем нам относился с такой заботой – как к братьям и сестрам.
Я привыкла быть единственным ребенком в семье. А теперь впервые задумалась: что, если бы мама с отцом не умерли и родили еще одного ребенка? Младшего брата, который не да вал бы меня Нелле в обиду? Или сестру, с которой я могла бы делиться самым сокровенным?
Всё было бы по-другому.
Мое сердце защемило от пронзительного одиночества, и я машинально взялась за левое запястье, хотя знала, что там пусто.
Тем временем мы вышли из перелеска и зашагали по дороге прямо. Заметив, что я задумалась, Олеа замолчал и заговорил, только когда мы приблизились к Узорной дороге:
– Ты переживаешь из-за дежурства?
Я вынырнула из своих мыслей. Само по себе дежурство меня не пугало, но было кое-что, что мне хотелось прояснить:
– А что, если волки придут?
Олеа чуть нахмурился.
– Мы их с зимы ни разу не видели. Но, если боишься, можешь ждать на обочине, что у поля, или даже за изгородью. Оттуда дорога как на ладони, а тебя не увидят. Чуть что – уйдешь полем.
Я нерешительно прикусила губу и вполголоса спросила:
– А если они меня учуют?
– Учуют? – озадаченно переспросил Олеа.
Мне было неловко, оттого что я выглядела полной трусихой, но всё же я продолжила:
– У них же нюх острый, разве нет? С такого-то расстояния… Они же хищники.
Олеа открыл рот, потом закрыл. Снова открыл. И наконец выдал:
– Ты подумала, что они настоящие волки?
Его реакция меня совсем смутила.
– Мне показалось странным, что они как-то связаны с пожаром, но…
Озарение накрыло меня, как раздраженная Ланда кастрюлю крышкой.
– Это люди?
Олеа добродушно рассмеялся.
– Псы, Волки – мне казалось, это ясно.
Я почувствовала смущение от собственной недогадливости, но вместе с тем – облегчение. Убежать от диких зверей