– Все было чудесно, Тоби, они такие милые, тебе сейчас нелегко, но твои родные окружили меня вниманием и заботой, я чувствовала себя желанной гостьей, – кстати, я говорила, что тетя Мириам в прошлом году заходила ко мне в магазин? Купила тот набор тарелок с оленем. Она не знала, что я твоя девушка!

Щеку ее заливало бархатистое сияние маленького светильника, стоявшего на тумбочке возле кровати; я окинул взглядом ее обнаженное плечо, плавный изгиб талии, переходящей в бедра, золотистую дымку волос.

– Иди ко мне. – Я протянул к ней руки.

Она бросила платье на пол, крепко и радостно поцеловала меня.

– А ты как? – Она отстранилась, окинула меня взглядом. – Все хорошо?

– Замечательно, – ответил я. – И сейчас будет самое приятное. – Я провел ладонью по ее спине, прижал к себе Мелиссу.

– Тоби!

– Что?

– Здесь же твой дядя!

– А мы тихонько.

– Но он же прямо за стенкой…

– Офень-офень тихо. Как будто охотимся на сваных кволиков.

Разумеется, Мелисса рассмеялась, обмякла и прижалась ко мне.

Мне и прежде случалось приводить в эту комнату девушек, и я вдруг почему-то впомнил первую свою гостью – одышливую блондиночку по имени Дженет, нам было по пятнадцать, я наплел Хьюго, будто бы мы готовим реферат по истории, во что он, как я сейчас понимаю, не поверил ни на секунду, хотя мы с Дженет не занимались сексом по-настоящему, даже близко ничего такого не делали, так, приглушенные смешки, поцелуи в шею, от которых кружится голова, пронзительное изумление от того, что мы ступили на чудесную опасную территорию, и порыв при каждом скрипе вцепиться в спинку кровати: “Тише ты!” – “Сама тише!” Мы с Мелиссой не в первый раз занимались любовью после той ночи, но впервые все получилось по-настоящему, а не напряженно, уныло, смущенно и вынужденно. А потом я лежал на спине, Мелиссины волосы разметались по моей груди, я вслушивался в ее тихое счастливое дыхание, смотрел на бежавшие по потолоку знакомые трещины и вдруг неожиданно для самого себя подумал: может, и правда хорошо, что я сюда приехал.

Проснулись мы рано; окно выходило в сад, и комната в Доме с плющом была гораздо светлее, чем спальня в моей квартире. Мелиссе нужно было на работу. Я встал вместе с ней, приготовил нам завтрак (Хьюго спал, по крайней мере, я надеялся, что он просто спит) и проводил ее до автобусной остановки. Потом сварил себе еще кофе и вышел с чашкой на террасу.

С вечера погода переменилась, небо было серым, воздух прохладным, недвижным и влажным, как перед дождем. Сад – старые разлапистые деревья, раскидистые кусты – казалось, веками стоял заброшенным. И лишь герань в больших горшках на террасе яростно, исступленно пламенела.

Я сел на верхней ступеньке крыльца, достал сигареты (те, что захватил с собой, спрятав от Мелиссы в карман куртки). Давно я не делал ничего подобного, не сидел один в саду, и меня вдруг охватила странная тревога, предчувствие опасности, я понял, что беззащитен, и поежился. Выпил кофе, выкурил сигарету и затушил окурок в горшке с геранью.

Делать ничего не хотелось – в смысле, вообще ничего. Спал я хорошо, впервые за долгие месяцы, хотя сигнализации в Доме с плющом не было, так что, рассуждая логически, мне следовало бы нервничать куда больше, чем дома, но почему-то я не мог представить, что сюда кто-то вломится, даже если сумеет отыскать дом, однако крепкий сон не освежил, в голове стоял туман, мысли мешались, я плохо соображал. Через десять минут сидеть мне наскучило. В голове зарождался зловещий ритм: шагнуть, ногу подтянуть, шагнуть, ногу подтянуть – туда-сюда по милой моей детской каникулярной комнатушке, пока Мелисса не вернется с работы.

Я вернулся в дом. Хьюго явно был жив: пока меня не было, он встал и сейчас у себя в кабинете щелкал по клавиатуре компьютера, что-то мурлыкал под нос и время от времени строго хмыкал. Я на цыпочках прокрался мимо его двери и вошел в старую спальню бабушки с дедушкой.

Все то же стеганое лоскутное одеяло на кровати, на каминной полке все та же большая банка с морскими ракушками из давних путешествий, те же пустые шкафы, слабый запах лаванды и пыли. Заморосило, послышался ненавязчивый, еле уловимый стук дождевых капель, их тени на стекле испещрили подоконник и голые половицы. Я просидел в комнате долго, наблюдал, как, сливаясь, стекают по стеклу капли, выбирал, как когда-то в детстве, две и гадал, какая из них победит в гонке.

В комнате на верхнем этаже, где мы когда-то строили форт, громоздилась старая мебель, из-под пыльных простыней тут и там выглядывал то резной подлокотник, то потертая ножка в виде львиной лапы, в углах под высоким потолком живописной гирляндой висела паутина. Кровать в старой комнате Сюзанны оказалась застелена, в беспорядке валялись разные предметы: на полу растянулся плюшевый заяц, на комоде лежала маска Человека-паука и кучка маленьких ярких одежек, – похоже, сестра возрождала семейную традицию и время от времени подкидывала на ночь детей к Хьюго. Комната Леона была практически пуста, лишь голая кровать да в углу навалены какие-то сложенные шторы. Я уже начал жалеть, что приехал. Здесь меня преследовал собственный призрак: старался подавить смех в форте, перегибался через перила, чтобы окликнуть Леона, засовывал руку под топик Дженет, проворный, золотистый, неуязвимый, совершенно не подозревавший, что на голову ему вот-вот свалится наковальня и раздавит его в лепешку. За окном тихо мок под дождем заросший сад, волглые листья тянулись к земле, высокая трава прогибалась, точно гамак, повсюду, куда ни глянь, ослепительно блестела зелень.

Я постоял на лестнице, рассматривая картину на стене (акварель девятнадцатого века, пикник у озера, подпись я не разобрал, но понадеялся, что этот пейзаж какой-нибудь пращур нарисовал сам, а не купил), как вдруг открылась дверь кабинета Хьюго.

– А, привет. – Он добродушно взглянул на меня поверх очков, явно ничуть не удивившись, что застал меня здесь.

– Привет, – сказал я.

– Я вот хотел сообразить что-нибудь на обед. А то времени уже много, я что-то увлекся… Пообедаешь со мной? Или ты уже поел?

– Хорошо, – ответил я. – В смысле, нет, еще не ел. Я пообедаю с тобой.

Я было подвинулся, чтобы его пропустить, как вдруг заметил трость в его руке и то, как Хьюго вздохнул, готовясь спускаться по длинной лестнице.

– Я сам соображу что-нибудь на обед, – сказал я. В конце концов, я приехал в Дом с плющом помогать Хьюго. Это моя обязанность. Я представил, как насмешливо усмехнулся бы Леон: “Я так и знал”. – И принесу наверх.

В глазах Хьюго промелькнула досада, помедлив, он кивнул:

– Что ж, так и сделаем. В холодильнике оставалась вчерашняя запеканка, на синем блюде, я собирался поставить ее в духовку на пару минут. Спасибо.

Я не планировал сооружать на обед ничего сложнее хлеба с сыром (я и завтрак-то для нас с Мелиссой готовил не без приключений, она явно чувствовала себя неловко на кухне Хьюго, так что я долго стоял столбом, соображая, что доставать первым – хлеб? масло? кружки? тарелки? или включить кофемашину? – а потом еще вспоминал, где что лежит), но как-то ухитрился разогреть запеканку, найти поднос, составить на него тарелки, приборы и два стакана с водой, да еще, неловко согнув правую руку в локте, сумел оттащить все это в кабинет Хьюго и не потерять равновесия. И вдруг подумал с изумлением и надеждой, что постоянная моя усталость, возможно, не симптом поражения мозга, а следствие того, что каждое действие отнимает у меня на десять минут больше обычного.