Но это не так! Потому, как сейчас кроме отвращения, Олеся ничего не чувствовала. Что же ее толкнуло в объятья Вячеслава?

Вячеслав! Огромная проблема. Да она сгорит от стыда при следующей встрече. Но он тоже виноват, беспардонно воспользовался ее невменяемым состоянием.

Точно! Это какое-то умопомрачение. Вероломный Орлов, дурацкий клуб с его ненормальными спецэффектами, коварным вином и атмосферой разврата. А не она извращенка!

Нет. Нет! Нет!!! Она нормальная!

Словно в насмешку память подбросила еще одну картинку.

Вот она, дрожа от наслаждения, случайно повернула голову в сторону, натыкаясь взглядом на танцующую рядом парочку. У женщины, очень знакомой женщины, до самой талии задран подол платья, демонстрируя отсутствие нижнего белья. Но ту, казалось, совсем не волновала подобная мелочь, потому как ничто не мешало руке партнера трогать ее прямо в сокровенном месте.

Точно так же, как ласкал сейчас саму Олесю Вячеслав.

Сквозь дурман до нее не сразу дошло, что это та дама, с которой Орлов так жарко целовался на диване. Сейчас женщина не менее страстно развлекалась с другим, жадно следя за тем, как ее бывший партнер играл с Олесей. И, что самое ужасное, Смирнова не чувствовала стыда, наоборот, лишь еще больше заводилась. Она с восторгом открывалась навстречу пальцам Вячеслава, навстречу пристальному взгляду незнакомки. Осознание того, что кто-то другой тоже в курсе происходящего, доставляло ей ни с чем несравнимое удовольствие.

Олеся всхлипнула.

Получалось, она все-таки извращенка. Тогда стоило ли обижаться на Димку? Он, по крайней мере, не выносил «радости» за порог. Пытался сдержать наклонности, она же, с маниакальным упорством отрицая очевидное, лишь позволила им вызреть, развиться без контроля. И сегодня, вообще, выпустила на свободу, разрешив доминировать над собой.

А еще Олеся вдруг с четкостью поняла, несмотря на грядущий развод, она продолжала любить мужа. С той же горячей страстностью, что и много лет назад. И это добавляло в ее копилку еще одну, далеко не маленькую порцию переживаний.

Фары автомобиля высветили знакомый подъезд. С трудом найдя в сумочке деньги за проезд, Смирнова отдала плату водителю и выбралась наружу. На негнущихся ногах преодолела путь до дома и застыла возле дверей.

Из-за насыщенных событиями дней она совершенно потеряла счет времени. И когда следующая смена Дмитрия просто не помнила. А так хотелось, чтобы именно сегодня он отправился на работу. Тогда и ей не пришлось бы ничего объяснять: ни свое отсутствие, ни решение, ни выбор.

Олесе повезло, ее желание сбылось, супруга дома не было. Она нашла только новую записку на столе, слово в слово дублирующую старую. Скабрезная картинка отсутствовала, говоря о том, что муж-таки сюда заходил.

Бросив смятый лист в мусорное ведро, Смирнова на автопилоте посетила душ. Руки слушались плохо, потому она просто постояла под горячими струями. К сожалению, вода не помогла обрести душевное равновесие. Оставалась одна надежда на длительный сон. Поэтому, даже не размотав полотенца, Олеся упала в кровать и, к счастью, практически сразу же вырубилась.

А ночью опять пришел невидимый маньяк. Каким-то шестым чувством, Олеся поняла, это — не муж, а именно ее персональный мучитель. Впрочем, после сегодняшних приключений, Смирнова восприняла его визит как нечто само собой разумеющееся. И даже не сопротивлялась.

Зачем?

Уж если суждено сделаться постельной игрушкой невидимки, пусть так и будет. У нее просто не осталось больше сил. Предел прочности оказался не бесконечен. Слишком многое навалилось, погребя, словно под лавиной. Усталость не столько телесная, сколько душевная снизила порог восприятия, позволяя Олесе остаться безразличной к первым прикосновениям призрачной длани.

Но лишь на короткий срок.

Невидимка больше не скрывался, не притворялся Дмитрием, как в прошлый раз. Он действовал, словно хозяин, господин, полностью уверенный в безнаказанности своих поступков и слабости жертвы.

Одеяло было отброшено в сторону. Полотенце, успевшее за время сна размотаться, столь же красиво унеслось на пол. Олеся даже не вздрогнула, лишь отстраненно проследила за ожившими предметами, будто происходящее ее совсем не касалось. Вот только призрачному маньяку такая апатия не понравилась. Что он и доказал, лишив ее этого последнего и единственного оружия.

Когда в темноте комнаты появились светящиеся, будто натертые фосфором когтистые ладони, Смирнова не выдержала и заорала. Вернее, попыталась, но не сумела, ужас сковал связки, не позволяя крику вырваться наружу. Явно наслаждаясь произведенным эффектом, невидимка показательно защелкал когтями прямо перед ее носом и со вкусом провел ими по лицу Олеси. Она дернулась. Короткая боль полосонула кожу, и по щеке поползла теплая капля.

— Тише, — впервые подал голос маньяк.

От неожиданности Олеся снова едва не напоролась на когти.

— Перестань дрожать, — прошептал мучитель. — Поранила сама себя. Больше так не делай. Не шевелись. Поняла?

Смирнова лихорадочно заморгала, боясь двигаться.

— Вот и молодец, — ей почудилось, что невидимка улыбнулся. — Запомни: шевелиться нельзя.

Когти снова дотронулись до ее щеки. Аккуратно и нежно, но Олеся все равно, что было силы, зажмурилась. Тихий смех маньяка стал ей ответом.

Едва задевая кожу, когти двинулись вперед. К судорожно бьющейся жилке на шее, вниз по яремной вене прямо к ключице. Где на мгновение остановились, словно обладатель богатого арсенала решал, что делать дальше. Пустить ли его в ход или же еще немного ее помучить. Затем он не спеша продолжил движение.

Закрытые глаза сыграли со Смирновой злую шутку. Не видя происходящего, она концентрировалась на ощущениях. Едва дыша, следила за прикосновениями маньяка. Прикосновениями четкими, точно рассчитанными. Одновременно легкими, вызывающими истому, и острыми, не дающими забыть о возможной опасности. Будто кошачьи лапки обманчиво мягкие и безобидные гладили ее тело. И оно вдруг включилось в игру, отзываясь на ласку.

Когти медленно спускались к груди, но добравшись до соска, скользнули прочь. Закружили рядом, вырисовывая на коже узоры. Снова и снова, раз за разом, круг за кругом, изводя, дразня, заставляя Олесю, не желая того, тяжело, с надрывом вздыхать.

Потом также неторопливо отправились дальше. По нервно втянутому животу, только мимолетно заглянув в ямку пупка, а потом все ниже и ниже. К шелковистым волоскам, скрывающим пульсирующий в ожидании прикосновений бугорок. Вынуждая Олесю выгибаться им навстречу, против воли раздвигать ноги, открываться перед мучителем. Но он опять лишь огладил нежные складочки, так и не удостоив внимания самую чувствительную точку на ее теле. А потом и вовсе убрал руки.

Смирнова тихонько захныкала, не сумев сдержать разочарование.

Внезапно в ее ноздри проник знакомый запах. Такой, только в несколько раз менее концентрированный, а потому практически незаметный она ощущала. Сейчас же он расцвел во всем своем страшном великолепии. Сахарный, терпкий, возбуждающий аромат меда. И не менее знакомый голос с ехидцей произнес: