– Мистер Кинкейд, я просто пытаюсь сосредоточиться. – Тори с негодованием оторвала взгляд от доски.

– Я знаю. – Он засмеялся. – Вижу морщинку. Невозможный человек!

И его слон упорно проникал сквозь ее защиту, пробираясь к ферзю.

Тори мучительно перебирала варианты. Если она передвинет короля…

Спенс встал и потянулся. Рубашка едва не лопалась под напором мышц.

– Ты уверена, что не хочешь совершить прогулку по палубе?

– Мистер Кинкейд!

– Прошу прощения.

Она наконец передвинула фигуру, и Спенс вернулся к столу. Через пять ходов он загнал ее ферзя в угол, а еще через три все было кончено.

– Похоже, вы выиграли, – буркнула Тори.

– Похоже на то. – Спенс откинулся на стуле и спокойно встретил ее взгляд.

Пришло время платить. Тори чувствовала себя ужасно. Ни один мужчина, ни разу не видел ее нагой. Даже доктор Уоллес. Что Спенс о ней подумает?

– Где вы научились так играть в шахматы?

– Отец научил меня, едва мне минуло шесть лет. А в колледже я имел возможность потренироваться с настоящими мастерами.

Тори крутила кольцо. Ладони ее вспотели. Что он подумает? Она знала, что слишком худа, чтобы считаться красивой. Ей всегда недоставало пышности форм.

– Ты тянешь время.

Она боялась шевельнуться.

– Надеюсь, ты не из тех, кто легко берет назад данное слово?

Ее отец всегда повторял, что честный человек должен платить свои долги. Значит, честная женщина тоже должна… Тори поднялась. Колени ее дрожали. Что он подумает? Пуговицы поддавались с трудом. Какое ей дело, что он подумает! Но если только он засмеется… Господи, хоть бы он не засмеялся!

Спенс молча наблюдал за ней. Увидев, что она с трудом справляется с пуговицами сорочки, потому что руки ее дрожат, он хмуро заметил:

– Ты выглядишь как Жанна д'Арк, которую ведут на костер.

Подбородок ее немедленно взлетел вверх. Гордость – великая сила. Уже не колеблясь, она расстегнула все пуговицы и сняла рубашку. Остался только импровизированный черный наряд. Шелк мягко облегал ее фигуру – округлости грудей, изящные бедра.

– Очень стильно, – заметил Спенс, представив, как его руки касаются шелка, повторяя изгибы скрытого под ним тела…

– Вам нравится черный шелк? – Она бросила на пол пояс-галстук.

– Мне нравишься ты в черном шелке.

Тори размотала простыню, и Кинкейд затаил дыхание. Сейчас она упадет. Но вдруг Тори застыла, словно ледяная статуя, прижимая к груди мягкую ткань. Встретившись с огромными испуганными глазами, Спенс все понял. Больше всего на свете ей хотелось сейчас убежать и спрятаться. Но нельзя же прятаться вечно! – Принцесса!

Тихонько пробормотав что-то, она сорвала простыню и бросила ее на пол. Спенс замер. Она оказалась даже прекраснее, чем он ожидал. Нежная, словно тончайший фарфор, кожа… Небольшие полушария грудей поднимались и опадали от учащенного дыхания. Соски торчали вперед. Под его взглядом они напряглись и потемнели. Тело Спенса заныло. Как он жаждал почувствовать тяжесть этих совершенных грудей, ласкать языком бутоны сосков, заставить ее стонать от наслаждения… Взгляд его скользнул ниже – тонкая талия, плоский живот – и две плотно сомкнутые ладошки. Все еще прячется. Какие красивые ноги. Он представил, как она охватывает ими его талию, поднимает бедра, и сморщился от боли – настолько сильной и быстрой оказалась эрекция. Тори нагнулась за простыней, и у Спенса вырвалось:

– Подожди!

– Разве вы видели недостаточно, мистер Кинкейд?

– Ты очень красивая женщина, и я не могу насмотреться так быстро… – Неужели она не слышит, что даже голос его охрип от желания?

– Я думала, что рассчиталась за проигрыш. – Тори решительно завернулась в шелк. – Жаль, что на яхте нет женщин привычного вам сорта. Думаю, они обеспечили бы вас развлечениями, к которым вы привыкли.

Спенс смотрел на девушку, которая стояла перед ним, гордо расправив плечи и подняв голову. О, как он жаждал обнять ее! Но еще не время – она его оттолкнет. Бедняжка так запуталась, надо помочь ей освободиться от той чуши, которой ее напичкала мать.

– Тебе не нужно стыдиться своего тела, – вздохнул он.

– Я не стыжусь. – Тори поплотнее завернулась в шелк, – Если позволить вам вести себя в том же духе, я превращусь в распутную женщину.

– Если ты позволишь мне вести себя в том же духе, то я научу тебя не бояться чувствовать себя красивой женщиной.

– Благодарю покорно, мистер Кинкейд, я вовсе не боюсь быть женщиной, просто я не принадлежу к тому типу женщин, который вас привлекает.

– А что привлекало Чарлза Ратледжа? – Спенс намеренно нанес ей удар.

Тори закусила губу, и Кинкейд увидел, что она с трудом сдерживается.

– Что вы знаете о Чарлзе Ратледже?

– Я знаю, что он покинул тебя в день свадьбы и сбежал с другой девушкой. – Спенс покрутил в руке фарфоровую пешку и добавил: – Возможно, он боялся, что Принцесса Ледышка никогда не растает.

– Вы так… самоуверенны, так высокомерны! Спенс почувствовал, что он уже почти пробил ледяную стену, окружавшую ее сердце, и поторопился нанести последний удар:

– Скажи, как ты собираешься зачать ребенка?

– Я не хочу обсуждать подобные вещи.

– Ты думаешь, что вечером я просто лягу рядом и чуть приподниму твою ночную рубашку? Что тебе придется перетерпеть вторжение, несколько быстрых движений – и все? А может, ты даже надеешься, что будешь спать и ничего не заметишь?

– Я и не думала, что вы поймете! – Тори тяжело дышала, кровь прилила к щекам.

– Скажи, Тори, когда Чарлз прикасался к тебе, ты чувствовала, что это так и должно быть? Тебе хотелось большего? Хотелось ощутить его внутри себя?

Спенс терзал ее душу, и сердце его переполняла жалость. Но он понимал – Тори должна отважиться взглянуть в лицо своему прошлому и понять, что же произошло, – только тогда она будет готова встретить будущее. И он надеялся – хотя и сам себе не желал в этом признаться – встретить это будущее вместе с ней.

– Вам никогда не приходило в голову, что он был не тем человеком? Что ваш выбор был ошибочен?

– Как вы можете так говорить?! Вы совсем его не знаете! Вы понятия не имеете о моих чувствах. Скажите, Кинкейд, вы когда-нибудь были влюблены по-настоящему?

Говоря о прошлом, Спенс мог бы честно ответить «нет». Но теперь… Что же он испытывает теперь?

– Не были. Я вижу это по вашим глазам. А я была влюблена. Это больно, очень больно.

Хоть бы она заплакала, подумал Спенс. Если бы Тори смогла выплеснуть, выплакать всю боль, которую так долго носила в себе, ей стало бы легче. Может быть, тогда она смогла бы наконец расстаться с прошлым и похоронить свои чувства к Ратледжу.