Но всему бывает предел. В конце концов Мишеля достали. Да так, что отказаться от дуэли было невозможно. Он не только потерял бы честь, его вообще могли отчислить из школы.

Виной тому был отпрыск знатного рода, которого звали Шарль де Собуль. Как и Мишель, он был гасконцем, но имел не только задиристый, но и чрезвычайно скверный характер. Де Собуль дрался на дуэлях постоянно; он всегда находил повод, чтобы повздорить с каким-нибудь кадетом. Особенно доставалось тем, кто учился в младших группах. Де Собуль считался признанным мастером шпаги и этим очень гордился.

Какое-то время он не замечал Мишеля. Тот старался выглядеть серой мышкой и если заводил разговоры, так только в узком кругу приятелей. Как ни странно, но они у де Граммона были; несмотря на его «боязливость» и нежелание участвовать в оргиях и потасовках, кадеты к нему тянулись. Видимо, они интуитивно чувствовали, что за смиренным видом Испанца скрывается незаурядная личность.

Де Собуль соблаговолил обратить свой взор на де Граммона, когда закончился учебный год и на общем построении начальник школы объявил имена лучших учеников, среди которых, разумеется, был и Мишель. Сам де Собуль в учебе звезд не хватал, был несколько туповат и ленив; он брал свое лишь наглостью и бесшабашностью, что ценили многие преподаватели. И то верно: настоящий командир не должен быть паинькой, а морской офицер – тем более, потому что на корабли набирали разный сброд, управиться с такими горе-матросами непросто.

Сначала Мишель старался не обращать внимания на хамское поведение Шарля де Собуля. Он вежливо извинялся, хотя не прав был как раз де Собуль, и быстро уходил, не давая тому возможности выдумать еще какую-нибудь придирку. Но однажды Мишель все-таки не вытерпел. Он чувствовал, что постепенно становится посмешищем Королевской морской школы, а этого его гордый, независимый нрав выдержать не мог. Мишеля задирали и другие воспитанники, но они не представляли для него особого интереса – мелочь она и есть мелочь. А вот дать хороший отпор признанному забияке и бретёру де Собулю, это уже кое-что.

Так получилось, что Мишеля, де Собуля и еще троих кадетов отправили в школьную библиотеку, чтобы они помогли новому библиотекарю навести там порядок. Прежний изрядно выпивал, его держали лишь потому, что он был заслуженный ветеран, бывший морской волк, и ждал пенсию. Поэтому карты и старинные портуланы валялись где попало, и, чтобы найти нужное, преподавателям приходилось тратить полдня.

Де Собуль, как обычно, от работы отлынивал. Он уселся в кресло библиотекаря и занялся подсчетом мух на потолке. Но он улучил момент, когда мимо проходил Мишель, нагруженный ворохом карт, и подставил ему подножку. Де Граммон споткнулся и упал, а де Собуль начал хохотать как помешанный. Но смеялся он недолго. Разъяренный Мишель вскочил и влепил ему такую затрещину, что обидчик отлетел вместе с креслом на несколько шагов и грохнулся на спину, нелепо задрав длинные ноги.

Подхватившись, де Собуль бросился на Мишеля, но тот опять врезал ему – на этот раз кулаком в челюсть, да с такой силой, что из глаз забияки посыпались искры, и он минут пять слушал, как в голове гудят шмели. После этого дуэль была неминуемой. Вся школа только и говорила об этом. Де Граммоном восхищались, те, кого де Собуль особенно третировал, завидовали его смелости, другие удивлялись, как это невзрачный малыш Испанец поднял руку на грозу школы, но были и такие, кто сочувствовал Мишелю, – они уже считали его покойником. Или в лучшем случае калекой. Ведь никто не сомневался, что де Собуль из-за поруганной чести готов пойти хоть на галеры, лишь бы отомстить де Граммону.

– Опаздываете, мсье… – злобно прошипел де Собуль, намекая на дуэльный этикет, – противники должны сойтись в поединке точно в назначенное время; опоздание было непозволительным и считалось бесчестьем для того, кто не успевал ко времени.

– Отнюдь, – спокойно парировал Мишель. – Слушайте…

Он указал на башню, которая стояла на пристани. Там находились часы с боем, по которым сверяли хронометры капитаны кораблей. Едва Мишель замолчал, как раздался мелодичный звон; часы пробили двенадцать раз – ровно полдень.

– А где ваши секунданты? – спросил один из кадетов.

– Увы, господа, секундантов у меня нет. Возможно, кто-нибудь из вас соблаговолит оказать мне такую любезность?

Охочих быть секундантом де Граммона не нашлось. Он лишь тонко улыбнулся, понимая разочарование друзей де Собуля. Причина состояла в том, что часто секунданты дрались между собой, чтобы окончательно установить статус-кво – какая команда дуэлянтов сильнее. Обычно затевали драку секунданты побежденного. Поэтому Мишель де Граммон и не стал просить своих товарищей оказать ему услугу. Он очень сомневался, что они согласятся выступить в качестве его помощников, – де Собуль подобрал команду себе под стать. Все его друзья были забияками и неплохо владели шпагой.

– Ну что же, господа, пожалуй, начнем, – сказал Мишель и снял камзол, оставшись в одной рубашке.

Так же поступил и де Собуль. Но, прежде чем скрестить с ним шпагу, Мишель обратился к его товарищам:

– Мсье, а не желаете ли заключить пари на победителя?

Все оторопели. То, что сказал де Граммон, было неслыханным нахальством. Пари на победителя заключали часто, но зрители, и не в таких случаях. Никто из секундантов де Собуля не сомневался в победе своего товарища.

– А почему бы и нет? – сказал, посмеиваясь, Раймон де Креки; он считался второй шпагой школы после де Собуля. – На кого будете ставить, сьёр де Граммон?

– Конечно же на себя.

– Дерзко. Но похвально. И какую сумму?

– Пятьдесят экю!

Воцарилось молчание. Все смотрели на Мишеля с удивлением. Уж не сошел ли он с ума?! А де Граммон лишь грустно улыбнулся про себя: знали бы они, что это его последние деньги. Но риск – благородное дело, и Мишель рискнул. Если Шарль де Собуль его убьет, расходы на похороны возьмет на себя морская школа, а если он получит рану и проиграет пари… Что ж поделаешь, придется как-то выкручиваться.

– Принимается! – решительно сказал де Креки. – Конечно, пятьдесят экю на пятерых – это мизер, но зато если выиграете вы, то получите двести пятьдесят монет. Господа – и вы, сьёр, тоже – достали кошельки!

Посмеиваясь, кадеты наполнили чей-то берет монетами; Мишель бросил туда и свои пятьдесят экю.

– Начали! – нетерпеливо воскликнул де Собуль.

Он сразу же бросился в атаку, намереваясь смять Мишеля. Но тот не раз наблюдал в фехтовальном зале за приемами де Собуля и нашел, что они примитивны и что тот больше пользуется длиной своих рук и наглым напором, нежели отточенной техникой. Легко отбив первый натиск, чем сильно озадачил секундантов де Собуля, – они глазам своим не верили, наблюдая, с какой ловкостью де Граммон орудует шпагой, – Мишель принял свою излюбленную итальянскую стойку, которая для рослого противника была очень неудобной, и начал изводить соперника хитрыми финтами. Он был уверен, что де Собуль неспособен долго выдерживать такое унижение и пойдет ва-банк.