* * *

Рашид наблюдал, как она приняла еще один букет цветов, коснувшись пальцами лица ребенка, когда благодарила ее, и девочка вприпрыжку вернулась туда, где сидела ее семья, почти светясь от восторга. Тора была такой же незнакомкой с этой помпой и церемонией, как и он, наблюдателем, оказавшимся в чужом мире, но вы бы ни за что не догадались, что они почти чужаки здесь.

Она была естественной с детьми так же, как и постоянной для него, всегда была рядом с ним, выглядела спокойной, безмятежной и такой красивой, что у него защемило сердце. Было жарко, и оставалось несколько часов, прежде чем они смогли сбежать, и она так легко могла бы возмутилась тем, что ей вообще пришлось участвовать в церемонии, когда она не была его настоящей женой, но она заставила себя выглядеть легко и непринужденно.

Она заставила его поверить, что все возможно.

Без нее у него ничего бы не получилось.

И позже, когда они вернулись во дворец во время коронации, когда Карим снял черную повязку и поднял золотую, чтобы заменить её, он вспомнил ее слова, сказанные этим утром:

  — Ты сильный... Ты будешь хорошим эмиром.

Затем Карим произнес древние слова, чтобы короновать его, и возложил корону ему на голову, это было сделано. Он стал эмиром.

В банкетном зале раздались радостные возгласы и аплодисменты, самые громкие из которых доносились из квартала, где сидели его братья по пустыне и их семьи, и он улыбнулся, когда выдохнул, не осознавая, что задерживал дыхание. Он повернулся к ней и увидел влагу в ее глазах, слезы, которые она пролила из-за него, и он был тронут сверх всякой меры. Но прежде чем он смог сказать ей, прежде чем он смог поблагодарить ее за слова этим утром и за ее сегодняшнюю спокойную силу, сначала был еще один пир, еще одна вечеринка с пушечным огнем и фейерверком, над дворцом, который эхом разнесся по всему городу, а также в крошечных пустынных и горных деревушках города Каджаран.

* * *

Было уже за полночь, когда празднества закончились. Юсра уложила Атию обратно в постель несколько часов назад, день формальностей вперемешку с играми с детьми утомил ее, и теперь Рашид молча шел рядом с Торой к их апартаментам. Торе показалось, что сам воздух вокруг них мерцал, было так много энергии, порожденной сегодняшним празднованием, энергии, которая теперь превращала воздух в электрический, когда они двигались, в потоки, заряженные каждым шорохом одежды о одежду, каждым шагом по мраморному полу, как метрономом, выбиваясь из времени, которое у нее оставалось.

Все, в чем она сейчас была уверенна, это в том, что она не хотела, чтобы эта ночь заканчивалась. Она не хотела, чтобы это чувство заканчивалось, чувство покоя с Рашидом, быть частью его жизни... важной частью ... хотя бы на один день. Она хотела сохранить волшебство этого момента и сохранить его драгоценным для себя навсегда. Потому что скоро ее пребывание в Каджаране закончится. Скоро она вернется в Сидней в своей черной юбке и застегнутой рубашке, и больше не будет шелковых халатов, скользящих по ее коже, не будет франжипани в эфире.

Не будет больше Рашида.

Ее сердце сжалось в груди.

На самом деле он для нее ничего не значил. Случайный секс, а затем быстрый выигрыш, сделка, заключенная с дьяволом, с большим количеством горя на этом пути. Он был для нее никем и все же ее сердце забилось сильнее, когда его короновали, она была так горда им.

Никем для нее?

И ее сердце споткнулось в порыве сказать ей, что она лгунья.

Казалось, слишком скоро они оказались у двери, ведущей в ее покои, и она обернулась и посмотрела на него, такого красивого в своих одеждах, его черты: игра тьмы и тени на фоне ослепительной белизны, золото в его голове поблескивало в слабом свете. 

— Спасибо, что проводил меня.

Он покачал головой. 

— Это ты заслуживаешь благодарности, Тора. То, что ты сказала мне сегодня утром... — Он замолчал, подыскивая слова, и она приложила палец к его губам.

— Я не сказала ничего такого, чего бы ты уже не знал. Может быть, тебе просто нужно было это услышать.

Он поймал ее руку и сильно прижал ее к своему рту. 

— Ты замечательная женщина, Тора.

— Нет, Рашид.

— Да, ты знаешь, что это правда. С того момента, как ты приехала, ты произвела впечатление на всех, кого встретила. Сегодня ты была звездой шоу, очаровав всех, от самого маленького ребенка до самого важного сановника. Я знаю, что наш поспешный брак был навязан тебе и нежелателен, но ты была одним из самых ярких моментов моего возвращения в Каджаран.

— У нас был уговор, Рашид, помнишь? Я тоже кое-что из этого извлекла. Деньги, они помогли моему другу в трудную минуту.

— Это было ничто по сравнению со всем, что ты сделала. Я твой должник, Тора. Я не знаю, чем я могу тебе отплатить.

Она уже знала, что момент настал именно сейчас, что если она хочет, чтобы эта ночь продолжалась, она должна быть той, кто сделает это так. Она посмотрела на него, на его темные глаза и красивые измученные черты лица, и поняла, что, уезжая, она оставит часть себя прямо здесь, в Каджаране.

Свое сердце.

— Займись со мной любовью, Рашид.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Рычание вырвалось из его горла, но слова и близко не подошли бы к тому, что он чувствовал сейчас. Он подхватил ее на руки и прижался губами к ее губам, прежде чем отнес в свои апартаменты, где одной рукой разбросал во все стороны цветные подушки, прежде чем благоговейно уложить ее в центре своей кровати.

Не было никакой спешки, как в ту первую их совместную ночь. Они не снимали одежду по отдельности, прежде чем сойтись вместе, на этот раз Рашид раздевал ее, как будто открывал подарок, не торопясь обнажая каждую частичку ее кожи, поклоняясь ей своими губами и языком, очерчивая окрашенные хной узоры на ее руках и ногах, внутренней стороне локтей и тыльной стороне коленей, пока она не задрожала от желания до того, как он надел ей на голову золотую абайю.

Дыхание со свистом вырывалось сквозь его зубы, когда он посмотрел на нее сверху вниз. 

— Ты прекрасна, — сказал он ей словами и своими обожающими глазами, и тепло расцвело внутри нее. Она чувствовала себя красивой, когда он так на нее смотрел.

Он сбросил свои одежды и превратился из