Вообще-то в этом плане, ей всегда было на все наплевать. Она была блядью в самом прямом и точном смысле этого слова — блядью от природы, от Господа Бога, в натуре, чисто реально, чисто конкретно и как угодно еще. И трахаться она могла как угодно. И где угодно. И когда угодно и наверное, с кем угодно, впрочем, насчет последнего точно сказать не могу, поскольку логика рыжих (и некоторых не рыжих) и их принципы выбора партнера для меня так же понятны, как логика поведения марсиан.

Зачем, скажем, ей было снова приходить туда, откуда она в прошлый раз ушла, сильно хромая и со здоровой ссадиной на щеке? Зачем вообще встречаться со мной при богатом, красивом муже (кстати, и помоложе меня), и наверняка, многих других вариантах покруче? Ну, раз — по пьянке, второй — по инерции, а дальше?

Кстати, тот первый раз был какой-то… странный….

* * *

День не заладился с самого утра — сначала собачились с женой из-за перегревшегося тостера, потом я расколол свою любимую пепельницу, потом в подъезде, задев плечом за ржавый гвоздь в косяке двери, порвал куртку и… Черт знает зачем, поперся в гости к старой знакомой, собиравшей у себя какие-то посиделки однокурсниц.

Я к их курсу и вообще к этому учебному заведению, не имел никакого отношения, но когда-то давно меня затащила в их компанию — тридцатилетних, в меру веселых, в меру симпатичных и в меру неглупых баб, — одна… из них. Самая глупая (как оказалось). Она решила похвастаться своим дружком (мной), и это было нормально. Но еще она решила похвастаться своей собственностью, а вот это уже был прокол с её стороны — кем бы я ни был, но я не собственность, и все это понимали, кроме нее, и…

Они отшили эту дуру, а я остался в их компании, просто как приятель, с которым можно иногда перепихнуться по обоюдному согласию и без всяких комплексов, а можно и просто посидеть, поболтать, побыть вместе, то есть давать друг другу немножко тепла, немножко развлечений, немножко… Словом, всего понемножку.

Они — нормальные, хорошие бабы, В каком-то смысле, они — хорошие парни, только другого пола, что ничуть не хуже, а в некотором роде, даже и лучше, во всяком случае, с ними всегда можно отвлечься от ссоры с женой, разбитой пепельницы и порванной куртки. У других мужиков такую роль обычно играют друзья-приятели, ну а у меня… С друзьями у меня как-то не сложилось.

У меня их просто нет.

Почти.

С теми, кого я действительно могу так назвать, мы видимся очень редко по той простой причине, что в отличие от меня — раздолбая и бездельника, — они люди занятые. А приятели — те, с кем пьешь водку и говоришь «за жизнь»… В этом качестве мне почему-то всегда было легче с бабами. И им — со мной. Потому и оказался я в этой компании, и остался в ней — в этой компании уже не 30-ти, а сорокалетних дам и некоторых мужиков (как говорится, для мебели), и мне всегда были рады там, и…

Дай, думал, расслаблюсь, отдохну, может, трахнусь с кем-нибудь по старой дружбе, если настроение будет, а может, так посижу, выпью, поболтаю… Посидеть — посидел. Выпить — выпил. Поболтать — поболтал, трахнуться… Да.

Но совсем не по старой и уж никак не «по дружбе».

Эта рыжая баба была другая. Нет, по возрасту и по и каким-то общим, поверхностным качествам она была вроде бы такая же. Вроде бы из этой породы. Но — вроде бы.

Она играла в такую же, она пришла сюда поиграть, умело одевшись, прикинувшись такой же, только забыв снять сережки с камушками, которые стоили больше, чем вся эта фатера с мебелью и с хозяйкой… забыв спрятать нет-нет, да проскальзывающий взгляд равнодушного наблюдателя за всей этой возней… Так кошка, порой, следит за какими-то жучками… И еще, как ни странно, совсем не вяжущееся с этой хищной кошачьей породой, какое-то тоскливо-растерянное одиночество, от которого меня почему-то кольнуло иголочкой… страха.

Какое-то странное предчувствие. Вроде предупреждения. Осторожней, дескать, подумай, прежде чем…

Но чем по мнению всех баб думают все мужики? М-да, иногда эти суки бывают правы…

Мы зацепились с ней друг за дружку сразу — стоило ей усесться за стол (пришла позже). За столом было нормально — легко, приятно, комфортно, словом, как всегда с ними. Но когда эта… рыжая уселась почти напротив меня, за столом стало теплее. Мне. И было очень тепло — за столом, потом на кухне, потом в ванной, где мы трахнулись, так что… Не знаю, как у нее, а с меня как будто слетело двадцать скучно прожитых лет, и мне…

Мне снова двадцать с хвостиком, и я тащусь от того, как умею давать, и получать удовольствие от того, что даю, и потому мне дают с радостью, а не по механической обязанности, и потому, когда я беру, то беру по праву то, за что я заплатил, ведь в этом по-настоящему берет тот, кто дает больше, кто хочет дать, а не взять, не запихнуть свою «красу и гордость», чтобы потом смачно рассказывать об этом в институтской курилке таким же убогим недоноскам, как он сам — рассказывать, как он взял, как он ёб три-четыре-шесть (на сколько хватит хвастливой фантазии) раз эту (обязательно с презрительной мужчинской усмешкой) тёлку… Не понимая, что эта «тёлка» сейчас в женской курилке рассказывает про него, только называет его «красу и гордость» огрызком счастья или еще как-нибудь так же. Тоска берет от нашей тупости, от того, что я и сам, наверное, такой же, и то, что я это понимаю, не отменяет

(во всяком случае, не отменяет насовсем…)

простого факта — мы, мужики, тупее, чем они. Намного тупее. И потому намного… беззащитнее. И только понимание этого простого факта дает, быть может, хоть какую-то защиту, хоть какую-то… хоть какое-то равновесие. Потому что понимание это, если оно есть, женское — оно не наше, не мужское, оно заимствовано у них.

Видно, потому у меня и не сложилось с друзьями. Видно чувствуют мужики, что-то чужое во мне, что-то, может быть, бабское, хотя, уж чего-чего, а «голубого» во мне нет ни проблеска (сейчас, правда, это как-то немодно, но что есть — то есть, а чего нет — прошу простить, — нарочно не придумаешь)…

* * *

Ну, ладно, раз — по пьянке, а дальше? Дальше-то зачем? Черкая на её пачке сигарет свой телефон, я никак не думал, что она позвонит. Ей-Богу. Бля буду. Чтобы такой бабе — молодых и крутых кобелей не хватало? Нет, я, может, конечно, тоже еще ничего, но к сорока годам тот, кто не умеет трезво себя оценить, тот, я извиняюсь, просто мудак, и за каким, я извиняюсь, мужским половым хреном вдруг звонить мне, причем, срываться прямо с блядок, прямо от готового мужского полового хрена (уж это-то я чувствую, это-то я знаю)… Ну, что ж…

* * *

Что ж, у рыжих — свои причуды, а что касается меня, то ведь общение с Котом и для меня не проходит даром, и я тоже научился принимать какие-то вещи, просто как существующий факт, и не забивать голову ненужными подробностями. Дают — бери, бьют — беги… туда, где дают. Как учит нас бессмертный солдат Швейк, пусть будет, как будет, ведь как-нибудь да будет, ведь никогда не было, чтобы не было никак -