Тогда он сказал, будто бы слышал от кого-то, как она хочет играть с Лирса. И он готов это устроить.

После этих слов он сразу же завладел её вниманием.

Пёс оказался странным. В своём разговоре он все время ссылался на некие материи, ей непонятные. Он говорил про душу — и совсем не так, как говорят про неё обычно тери. Он говорил про небо, про какие-то иные миры, вверху и внизу, куда попадают после смерти. Он говорил про «грязных» и «чистых», про «праведников» и «баранов», и про многие другие непонятные для Сэм вещи.

Она чувствовала себя в его монологе так, будто её медленно обливают грязью.

А потом он начал говорить ей про некое Слово. И что Эйоланд без него обречен. А тери, в нём обитающие, Слово понять неспособны, потому как не знают правды. А правду донести к ним невозможно, ибо они не хотят её слушать.

Он хотел, чтобы Лирса донесли её к жителям через свою музыку. Но четверых Лэев было недостаточно. Тем, кого представлял пёс, требовалось почему-то шестеро музыкантов.

К тому времени пёс ей надоел. В его глазах плескалась ненависть, когда он вновь и вновь повторял ей о «грязных» и «чистых» в городе Эйоланде.

Она сказала ему убираться вон.

А пёс улыбнулся, злобно и погано, облизнулся, будто только что съел жирный кусок мяса, и спросил, как поживает её матушка в квартале Харофу?

Львица Сэм — это 160 килограммов веса и 220 сантиметров роста. Постоянная необходимость находиться на виду у поклонников и журналистов заставляли её много времени проводить в спортзале, и даже периодические увлечения легкой наркотой пока не пересилили её молодость.

Она выбросила пса из бара сама, предварительно переломав ему обе руки и выбив его головой дверь. Она забила бы его до смерти, если бы волки Ронзы Боваддина не оттащили её от пса прочь.

А тот лишь ухмылялся, роняя на асфальт кровавую слюну.

А спустя два дня её мать попала в больницу с двумя переломанными руками и пробитым черепом.

Когда Тэт участливо обнял её, сидящую у кровати своей матери, она рассказала ему про ту самую встречу в баре. А тигр, поглаживая её, сказал, что знает, к кому им следует обратиться.

***

Алекс Багенге слушал её внимательно, даже не притронувшись к своему пиву. Он склонился к столу, почти лёг на него, его хвост то и дело мотался по спинке дивана, выдавая возбуждение.

Он задавал ей вопросы. Много вопросов.

Его интересовало всё. Например, с какой интонацией разговаривал пёс и как именно строил фразы. Он заставлял её вспоминать их разговор дословно и воспроизводить его. Сэм не хотелось, но он настаивал.

Когда она не могла вспомнить или начинала психовать, то Алекс злился. А потом Сэм как-то внезапно осознала, что леопард даже не позволит ей выйти из кабинки, пока не вытянет из неё всё, до капли. И она не сможет помешать ему. И никто не сможет, даже все волки Ронзы, которые находились сейчас в клубе, вместе взятые.

И если она нажмет кнопку вызова и закричит, призывая на помощь, то их динамик попросту отключат. И вертлявый рысь, который всегда торчит у дверей клуба и которого посетители если и удостаивают взглядом, то только высокомерным, наденет перчатки и приготовит тазик с водой. А когда Алекс уйдет, он кивнёт ему, похлопает с улыбкой по плечу, и приберёт за ним то, что осталось от Сэм.

Однажды она слышала, что Алекс Багенге существует только ради ответов на свои вопросы. Кому он их задавал, и какие именно желал услышать ответы, её никогда не интересовало. Она жила в отдельном, собственном мирке, находящемся, как она считала, слишком далеко от него. Но оказалось, теперь он сидит напротив и задаёт уже вопросы ей, Сэм То. И отказ отвечать на них его не устроит.

Когда она рассказала ему подробно о встрече с псом, Алекс начал расспрашивать её о группе Лирса, и почему она хотела играть с ними. Она вновь попыталась увильнуть от прямых ответов.

— Сэм, — укоризненно произнёс он. И улыбнулся.

Мертвые, стылые глаза взирали на неё без выражения, превратив улыбку и тон её имени в чудовищную маску. Алекс будто высасывал свет и тепло из комнаты. Или они просто хотели оказаться от него подальше.

Ей пришлось ответить на все его последующие вопросы. Ни на один из них она не дала бы ответа никому другому. Но Алекс получил все ответы, какие только захотел.

***

Алекс успокоился. Он несколько минут сидел, закрыв глаза и унимая бьющееся сердце. В его мозаике расследования всё встало на свои места. Он ещё несколько раз прогнал в сознании сложившийся пазл. Он знал кто, откуда и зачем. Пока открытым оставался вопрос «как», но и его ответ он уже предполагал.

Хозяева клуба, в котором он сейчас находился, выглядели как Изуба и пахли как Изуба. Но рысями являлись в куда меньшей степени, чем предполагал их внешний вид. Нет, к Читемо они не имели никакого отношения. Но Алекс, кажется, догадался, откуда они взялись.

Давно, много лет назад, ещё до начала истории с Читемо, он несколько раз попадал в один разоренный войной мир. Ядовитый мир, где жестокая и долгая война отравила всё сущее, а немногие выжившие в ней обитали в небольших селениях, ведя непрерывную борьбу с окружающей их средой.

Алекс бывал там несколько раз. Но тот мир был малопригодным для жизни. Цивилизация, абсолютно не похожая ни на одну другую, с упорством осваивала его заново. Войны их не интересовали, а внутривидовое насилие отсутствовало как класс.

Они жили и мыслили коллективно. Любое их Я подразумевало Мы и наоборот. Это были единственные разумные обитатели пространств из всех знакомых Алексу, у которых не существовало речи и жестикуляции. Их культурные императивы не имели абсолютно ничего общего с теми, которые он встречал до них и после них.

Там не было ни преступности, ни даже городов в понимании Эйоланда. Но они вели какую-то странную войну сквозь пространство с обитателями другого мира. Не потому, что хотели. Их не интересовала война, не интересовала чужая территория или чужие достижения. Они хотели только освоить свой мир и возродить его. Соседи жили по-иному и пытались наладить экспансию. Получалось у них плохо и с ними успешно справлялись.

В любом случае, Алексу там оказалось нечего делать. И после нескольких случайных визитов его больше никогда к ним не забрасывало.

Во время