Однако чем ближе подходили шёрёверны к стенам Хавре, тем чаще вертели головами. Что это за набег такой? Ведь как обычно нападали люди шхер: спрыгнут с драккара, пронесутся по селению, порубят тех, кто с оружием их встречает, да и грабят, сколько на ладью поместится. А тут? Куда бежать? Кого рубить? Что грабить? Города брать – это дело для дружинников ярла. Простые мореходы такой премудрости не обучены.

– Стойте! – возвысил голос Скаллагримсон, когда до городского вала оставалось не более двух полетов стрелы. – Надо ждать черных дымов от Кнуба с Хрольфом.

Викинги остановились.

Сзади неторопливо подъехал Хагель.

– Надо бы изготовиться к поединку, – как бы между прочим сказал он на смехотворном подобии даннского языка. Волькша истолковал его слова на норманнский.

Скаллагримсон хмуро кивнул. Среди северян он был единственным, кто понимал, что это значит.

– Слушайте меня, шёрёверны Бирки, – громко сказал он. – Если мы хотим выманить на себя дружинников Овсяного торжища, нам надо показать им, что мы не стадо свиней, а умелые ратари и готовы встретиться с ними в честном бою.

Варяги, не желавшие быть стадом свиней, зароптали на бывшего копейщика уппландского ярла.

– Кто из вас лучше владеет луком – пусть отойдет налево, тот, кому сподручнее управляться копьем, – направо. Остальные стойте где стоите.

– А если я и с копьем не обгажусь, и с луком не оплошаю, да и билой узоры выводить мастак? – спросил кто-то.

– Тогда решай сам. Копейщики вместе со мной встанут первым рядом – ближе всего к франкам, буде те сподобятся из-за стен выйти. Дальше будет ряд лучников, а уж за ними мечники. Когда хаврские дружинники станут нападать…

– Да что, мы дети, что ли?! – оборвал его разъяснения хриплый голос из толпы шёрёвернов. – И так все понятно. Ты лучше скажи, что будем делать, если они из-за стен не выйдут и нападать не станут?

Скаллагримсон задумчиво поскреб щеку и поднял глаза на Кродерлинга. Фриз невозмутимо взирал поверх варяжских шлемов туда, где городская стража запирала северные ворота Овсяного торжища.

– Они выйдут, – сказал Хагель с холодной уверенностью.

– Ты знаешь заветное слово? – недоумевали шёрёверны.

– Еще какое заветное. Повылезают, как черви из моченого яблока, – подтвердил Хагель, и от того, как он сказал эти слова, даже просаленным мореходам стало зябко.

Однако пояснить, на чем зиждилась его уверенность, он не успел. За воротами городища послышались перегуды рожков и перекличка дружинников. Створки, сомкнувшиеся всего несколько мгновений назад, вновь приоткрылись, и из них пожарным галопом вынеслось полтора десятка всадников. Разве что благородный Кродерлинг мог соперничать с ними в богатстве боевого облачения. Даже ильменьский князь Гостомысл, облаченный в торжественные доспехи на Ярилов день, сиял не так ярко, как они. Вот только лошади франков и ростом, и статью уступали фризским исполинам. Только у сотника конь был высок, да и то как-то слишком хлипок в ногах и постоянно прял задком.

– Qui vous tels?[155]– прорычал франк из-под полумаски, закрывавшей лицо до самого рта.

– Что он говорит? – пробасил Олькша. – Это кого это он УТЛЫМИ называет? Да я его через коленку переломлю, пусть только с мерина своего слезет!

Рыжий Лют оглянулся, ожидая всеобщего хохота, и только тут понял, что бахвалится он по-венедски, и никто кроме Волькши его не понял. Верзила поморщился, отыскивая под огненными космами обрывки свейских слов и ругательств, но не совладал с мозгами, растрепанными за долгую дорогу верхом, и смачно плюнул в сторону франка. Тот сделал вид, что готов дать коню пятками в бока и броситься на наглеца, но с места не сдвинулся.

– Qui vous tels, les chiens enragés danois?[156]– еще раз громко спросил он.

– Nous sommes la mort а toi et tous les serviteurs du Dieu Mort![157]– возвысил голос Хагель, и с этими словами запустил руку в седельную сумку, выхватил оттуда деревянный крест с приляпанным к нему глиняным болванчиком. Хрипнула сталь меча, покидающего ножны, и крест с хрустом разлетелся на куски, а болванчик распался едва ли не в пыль.

– То же самое мы сделаем со всеми, у кого найдем на шее крест! – пообещал Кродерлинг уже на родном языке. То ли запас франкских слов исчерпывался тем десятком, что уже были сказаны, то ли жажда обагрить клинок франкской кровью застила его рассудок.

– Tu paieras, l'hérétique! Nous vous écraserons comme une douzaine de pommes pourries![158]– тявкнул хаврский сотник срывающимся голосом и рванул поводья. Его конь перешел с места в галоп, и через мгновение франкские конники уже влетали в ворота городища.

– Теперь они точно выползут из-за стен, – злорадствовал Хагель. – Давайте расставлять людей, – сказал он, обращаясь к Скаллагримсону.

Варягов пришлось уговаривать, но недолго. Восемнадцать копейщиков, тридцать четыре лучника и девяносто два мечника выстроились в ряды лицом к Хавре.

– Шире! Разойдитесь шире! – надрывал горло бывший копейщик Синеуса Ларса. – Их лучникам сподручнее выцеливать толпу, чем каждого по отдельности! Вставайте еще шире!

Шёрёверны роптали. Разве это дело – стоять как дубы не взгорке? Кто прикроет твою спину, когда начнется сеча? Франки накинутся со всех сторон, как свора ловчих на медведя, и поминай, как звали.

– Да не тряситесь вы, как свиные хвосты на бегу! – шумел на них Скаллагримсон. – Как только дойдет до бил и мечей, так сразу сожмемся в кулак. Но не раньше, чем супротивные пехотинцы нас от своих же лучников заслонят. Вняли?

Но самоявленному форингу никто не ответил, поскольку северные ворота торжища распахнулись и оттуда вновь показались франкские всадники. Немного. Сотни две, две с половиной. Волькша недоумевал, как они собирались равными силами раздавить нападающих, как дюжину гнилых яблок – было неведомо. Варяги и фризы начали было потешаться над защитниками городища, но тут вслед за наездниками по мосту через ров побежали пехотинцы. Три сотни хорошо вооруженных латников с огромными продолговатыми щитами. Франкские пехотинцы выстроились в плотную линию – щит к щиту. А за их спинами встали лучники и самострельщики числом не менее двух сотен. А бойцы все продолжали прибывать. По тому, как разнилось их оружие и одеяние, можно было понять, что это всполошившиеся купцы и промысловые люди Хавре. Сколько их набежало – исчислить было невозможно, но нестройная толпа ополченцев запрудила весь берег оборонительного рва позади латников.