Долгожданный отпуск у них не получился. Лени продолжала работу над «Долиной», где была и продюсером, и режиссером, и исполнительницей главной роли. А вот роль карьеристки и любящей женщины у нее совместить не получилось. К счастью, Петера это не особо заботило. Вскоре он снова уехал, и Лени нашла утешение в работе – предстояли съемки сцен в Доломитовых Альпах.

Между тем, война продолжалась. В 1941 году немецкие войска заняли большую часть Европы, а теперь стояли в 30 километрах от Москвы. В Азии и Африке тоже шли бои. Лени вернулась в Берлин, собираясь, наконец, закончить «Долину». Приступы благодаря чудесному доктору Гесса больше не повторялись. Однако Лени начали преследовать по ночам ужасные кошмары. Видя свой любимый и родной город в огне, она уже начала сомневаться в победе Германии. Ей вдруг стало страшно. Ночами ей снились кресты, кладбища, горы людских трупов, снега и льды. Как-то из такого кошмара ее вырвал телефонный звонок. Она несколько секунд не могла сообразить, где находится.

– Алло, – сонным голосом сказала Лени.

– Алло, я слышал, вы хотели бы знать, где сейчас Петер Якоб?

– Да, а что с ним?

– Несколько дней назад мы были вместе с ним.

– Правда?

– Да. Мы с ним хорошо посидели за столом, немало выпили.

– А где он сейчас?

– Наверное, еще в Берлине.

– Как?! В Берлине!?

Лени оторопела. Почему же он не увиделся с ней?! Что-то случилось?!

– Да, в Берлине, он неделю жил в гостинице «Эдем» с одной красоткой. Да, вы ее знаете.

Лени не могла больше вымолвить ни звука. Трубка выскользнула у нее из рук, разрываясь гудками. Она лежала не в силах пошевельнуться. Как это могло случиться? Нет, не может быть! Это неправда!

Петер 18 дней не писал. Лени забеспокоилась и обратилась с просьбой разыскать его в вермахт. И вот его нашли…Так вот почему он не смог к ней приехать…У Лени снова начались колики. Пришлось ехать в клинику Шарите. У нее пропал сон, аппетит, началась горячка. Она металась по кровати, изможденная и высохшая, повторяя только: «Это неправда, он не мог». Мать привезла ее к профессору Иоханнесу Шульцу, лечившему с помощью аутогенной тренировки.

Светило науки развел руками, дав лишь совет, как можно быстрее расстаться с мужчиной, ставшим причиной таких бед. Лени не могла этого сделать, по крайней мере, сейчас. Она была слишком привязана к нему и уверена, что своей любовью изменит его. У нее началась депрессия. Письма от Петера продолжали приходить – он писал, что, хотя и был в гостинице «Эдем» в Берлине, но жил один. Он писал, что не прикасался к другой женщине, что она просто ревнует его, что не стоит из-за этого расставаться, что он ее любит. Лени читала и верила. Впервые в жизни она подчинилась своим чувствам. Это была какая-то болезненная любовь, причинявшая боль каждую минуту и низвергавшая в пропасть отчаяния и сомнений, но окрыляющая пустыми надеждами и иллюзиями. Когда он написал, что приезжает в отпуск, то произошло чудо – Лени в один миг встала на ноги. Врачу оставалось только в глубоком изумлении покачать головой.

Через несколько недель она продолжила прерванную работу над «Долиной» в Альпах. В первый же день съемок появился счастливый Петер. Однако отпуск снова оказался небезоблачным. Лени разрывалась между ним и работой, считая, что проблемы в их отношениях из-за того, что она не может полностью отдаться любви. Однако она все отчетливее стала видеть, что Петер, писавший ей проникновенные письма о любви, и Петер, стоящий перед ней, – это абсолютно два разных человека. В последний день своего отъезда, совпавший с днем рождения Лени, он надел на ее палец тоненькое золотое колечко со словами: «Теперь ты официально моя невеста». Лени удивленно на него посмотрела и вдруг заметила, что у него на пальце кольца нет.

– Хм, а где же твое?

Петер, изобразив удивление и забывчивость, ответил:

– А мое еще нужно купить, – и беззаботно улыбнулся.

Что-то в этом «подарке» и то, как его подарили, покоробило Лени. А когда они поднялись к горной хижине, чтобы отдохнуть, Петер пренебрег новоиспеченной невестой, весь вечер проболтав с незнакомым ему хозяином лачуги и распивая с ним пиво. Такое поведение глубоко ее ранило.

Для фильма Лени оставалось снять кадры с боевыми быками. Союзнические отношения с Испанией позволяли провести съемки близ Саламанки, однако Министерство экономики запретило любые командировки, в которых «не было необходимости». Да что же это такое?! Ей дадут, наконец, снять этот фильм или она будет постоянно обращаться к фюреру?! Через Мартина Бормана Лени получила необходимое разрешение, и собралась ехать в Испанию. Пока же в Берлине она видела войну во всей ее безжалостности. Авианалеты, бомбежки, сотни убитых. Начались бои за Сталинград. Петер писал удручающие письма о гибели немцев в России. Ее браг Гейнц тоже сражался на Восточном фронте и даже оказался в штрафной роте. Его друг донес, что Гейнц, якобы, покупал мясо на «черном» рынке и пренебрежительно отзывался о фюрере. Ожесточенные бои с русскими не давали никакой возможности увидеться с Гитлером. Лени была в таком отчаянии, что могла бы помочь брату, но не в состоянии этого сейчас сделать, что снова заболела. Надеясь прийти в себя в горах, Лени получила отказ в Министерстве пропаганды, который выдавал разрешения теперь на такие поездки. Беспомощная Лени осталась в Берлине.

1 марта 1943 года на дом Лени обрушились авиаудары. Дверь сорвало с петель, были разбиты все окна, некоторые снаряды попали во двор. Когда налет кончился, все вокруг полыхало в огне, а на дереве, неподалеку от балкона, висели остатки тела, принадлежавшие английскому летчику. Лени была в панике. Нет, хватит с нее! Она уезжает из Берлина!

Альберт Шпеер нашел для нее в Кицбюэле комнату в «Доме Тодта», куда она и уехала вместе со всей съемочной группой.

Вскоре можно было отправляться в Испанию. Неожиданно после того, как были отсняты почти все сцены, появился Петер. Это казалось невозможным. Война в разгаре, бои в России, а немецкий офицер стоит перед ней в Испании. Оказалось, что он за тяжелые бои снова получил в награду краткосрочный отпуск и тут же помчался к Лени. Она была сражена таким поступком.

После Испании в ноябре 1943 года Лени переехала в дом Зеебихлей в Кицбюэле, прихватив с собой все негативы, позитивы и копии всех свои фильмов. Она намеревалась продолжить работу над «Долиной», но не смогла – снова обострился цистит. Уже дважды она ездила к личному врачу Гитлера, но и тот ничем не смог ей помочь.

21 марта 1944 года в Кицбюэле Лени стояла вместе с Петером, получившему к этому времени чин майора и находящимся в отпуске перед служащим бюро загса. Невеста была в скромном белом платье, жених – в военной форме. На церемонию в Кицбюэль приехали родители Лени, не одобрившие выбор беспутной дочери. Альфред Рифеншталь последнее время тяжело болел. Оставшись с Лени наедине, он растроганно, со слезами на глазах, пожелал ей счастья. Ужин заказали в «Гранд-отеле». Праздник омрачил неприятный инцидент: в ресторане какой-то пьяный офицер набросился на Лени с объятиями и закричал: