Он ушел курить во двор. На скамейке сидела Галя и плакала.

– Ты в этом виноват! Только ты! – закричала Галя.

Ильич промолчал.

– Ведь ты мог сделать так, чтобы он забыл Веронику! – Галя продолжала кричать.

Она уже не могла успокоиться. Если давала себе слабину, то доходила до истерики. Старалась не плакать, но слезы лились. Галина не могла успокоиться. Без лекарств уже не могла.

– Знаешь, что самое смешное? – Ильич глубоко затянулся.

– Что?

– Он не Вячеслав.

– А кто? – Галя решила, что Ильич тоже сошел с ума.

– Святослав. Я записал его как Святослава.

– Она приезжает? – зашла в кабинет к Ильичу Галя. Протерла пыль, передвинула вентилятор, раздвинула занавески.

– Не знаю, – выдавил из себя он.

– Знаешь. Ты сегодня долго плавал. Вань-Вань сказал.

– Приезжает.

– Почему мне не сказал? И что она хочет? Люкс?

– Ничего не хочет. Сказала, что приедет одна. И будет жить с нами. Со мной и Славиком.

– Ты хоть понимаешь, что сделает Инна?

– Что ты от меня хочешь?

– Позвони Веронике и скажи, чтобы не приезжала. Уволь Инну. Поезжай в город и выбей деньги на ремонт окон. Мне продолжать?

– Не надо.

– Сколько можно? Ты уже седой, тебе не стыдно? Не стыдно так жить?

Галя ушла, пнув ногой вентилятор. Тот загудел и перестал крутиться направо. Доходил до середины, шкворчал и возвращался назад.

Ильич так и сидел за столом. Галя, как всегда, права. Давать лишний повод Инне Львовне для доноса? Если Вероника приедет, Инна Львовна упаковку ручек купит и пачку бумаги по такому счастливому случаю. А уж что напишет – и так понятно. Она-то всю историю знает – и про Славика, и про то, что Ильич селит свою жену, которая не жена, в лучшие номера. Почему он Инну не уволит? Ведь имеет полное право. Боится. Галя права – он трус. Людям нужна диктатура. Они должны боятся. А он не может заставить их бояться. Получается, что у него яиц нет. Славик сжал, как сжимал яйца Серого, и не выпускал. Ильич ведь не один, был бы один, так бы… А со Славиком… не за себя боится, за себя уже отбоялся, за сына. Галя считала, что Ильичу так удобнее думать – что все ради Славика. А ради Славика надо по-другому. Давно надо было.

Она мудрая, Галя, терпеливая, настоящая. Она все понимает. Может, любит его до сих пор, а может, жалеет. Надо ее попросить насчет штор. Зачем шторы? Что сейчас? Надо было тогда… когда еще был шанс. Ведь кто ему Вероника – никто. Тогда что? Почему он не может ей просто сказать – не приезжай! Не может. И Галя знает, что он не может. Как не мог уволить Инну Львовну, хотя имел право. И сейчас имеет. Как не смог и никогда не сможет уволить дядю Петю, числившегося на полставки кем-то вроде садовника.

Инна Львовна только вчера про дядю Петю спрашивала. Аккуратненько так. Мол, а сколько раз в неделю дядя Петя двор убирает? У них ведь теперь экскурсии будут проводиться, двор должен быть чистым.

Галя не выдержала:

– Ин, дядю Петю не трогай, – сказала она с нажимом.

– Я же просто поинтересовалась.

– Если надо будет, мы дядю Петю под этими кипарисами похороним, ты меня поняла? – прошипела Галя.

Дядя Петя в свои восемьдесят пять оставался крепким поджарым стариком. Жил на самом верху поселка, в старых еще домах, куда не всякие местные доходят, а туристы так и на полдороге задыхаться начинают. Квартиры там не сдавались – слишком далеко от моря и слишком высоко подниматься. Но именно на верхней улице сохранился дух поселка. Где не слышно музыки с набережной, где не было посторонних, куда заходили только свои – отдышаться, посидеть в тишине, купить фрукты, мясо по нормальной, а не туристической цене, поговорить с соседями. Если Назира жарила чебуреки, то это были настоящие чебуреки, которыми пахло по всей улице. Если Карим варил плов, то он варил его на улице. А если баба Люба затевала вареники, то их лепили всем двором и варили тоже на улице.

Дядя Петя бодрячком спускался в пансионат короткой, самой крутой дорогой и ею же поднимался. Правда, в последние года два стал придерживаться за поручни на ступеньках. Приходил на работу дядя Петя два раза в неделю, причем, в какие именно дни, сам и определял. Он вытаскивал длинный шланг и начинал поливать кипарисы и двор. В его обязанности входили вынос мусора, уборка двора и скамеек от налетевших листьев и прилипших мошек, а также полив цветов, росших в огромных мраморных кадках. Но дядя Петя до цветов и скамеек не доходил, оставляя это Гале.

Когда Ильич только заступил на должность директора, дядя Петя сам к нему пришел и написал заявление по собственному желанию – сил нет, пенсия и так хорошая, а куда излишки денег девать – непонятно. Семьи нет, дети разъехались. Дядя Петя похоронил уже третью жену и зарекся жениться.

– Ильич, уволь меня, – просил дядя Петя.

– Дядь Петь, я не могу, – отвечал Ильич. – Ты ж как кипарис. Символ этого дома.

И старик работал. Разматывал шланг, заливал кипарисы так, что у Кати-дурочки с потолка шел ливень и она не выходила из дома. Славик любил помогать дяде Пете с поливом и уборкой. Старик выдавал мальчику метлу, шланг, и Славик радовался.

Дядя Петя настойчиво просил Ильича подписать приказ об увольнении. И директор наконец сдался. Они устроили дворнику-садовнику пышные проводы – тетя Валя сварила холодец и наделала фаршированных перцев, которые так любил дядя Петя.

Но даже после увольнения он продолжал приходить в пансионат. Два раза в неделю. Поливал кипарисы из шланга, выдавал Славику метлу.

– Дядь Петь, вы чего тут? – спросил Ильич.

– Работаю, – ответил тот.

То ли забыл, что уволился, то ли многолетняя привычка не отпускала, то ли появился еще один сумасшедший.

Инна Львовна, увидев дядю Петю, дар речи потеряла.

– Вы должны его уволить! – потребовала она.

– Уже уволил. Не волнуйтесь. Вот приказ. Он приходит сюда по собственному желанию. Зарплату не получает. Не может без дела сидеть. Столько лет здесь, изо дня в день.

– Уволили? Давно? По собственному желанию? – Инна Львовна совершенно не ожидала такого ответа.

– Да. Проводили на пенсию, как положено. Знаете, мне кажется, что дядя Петя просто забыл, что может сюда больше не ходить. Возраст все-таки.

Инна Львовна задумалась, но быстро нашлась.

– Как вы могли его уволить? Если человек приходит и исполняет свои обязанности, вы должны ему платить!

– Что вы предлагаете? Нанять его снова или снова уволить?

– Вы издеваетесь? Да? Вы надо мной просто издеваетесь. С самого первого дня. Я же чувствую! Вы совершенно… равнодушны! И, кстати, если у дяди Пети завтра инфаркт случится? На работе? Это будет на вашей совести! Вам с этим жить! – воскликнула она.