– Я не Дед Мороз.

– А Вероника – Дед Мороз. Она существует. Где-то там. А ты рядом, здесь. Ты будешь мериться любовью с Дедом Морозом?

– И в кого ты такая умная?

– Наверное, в отца, которого у меня никогда не было, про которого ты мне никогда не рассказывала, и мне совершенно наплевать – кто он. У меня есть Ильич.

– Ильич опять переживает. Он не знает, что помнит Славик про Веронику. Помнит ли он, что она его мама?

– Конечно, помнит. Вы ему вдолбили, что его маму зовут Вероника. А что такое мама – он не знает. Расслабьтесь. Может, Вероника и не приедет. А даже если приедет? Что так с ума сходить? Приедет – уедет.

Веронику Славик помнил по фотографии, которую Ильич держал на видном месте. Вероника присутствовала всегда – на прикроватной тумбочке или на стене. Один-единственный портрет – она в купальнике на буне. Славик узнавал буну, узнавал море. Значит, Вероника существовала.

Когда она появлялась, Галя сходила с ума. Вероника с годами не менялась – те же светлые кудри по плечам, та же челка, то же декольте. Галя мечтала о том, чтобы Вероника растолстела, подстриглась покороче, перекрасилась в брюнетку, и тогда бы Славик исключил ее из своей памяти. Но Вероника, как и Славик, застыла в том времени, когда были модны густые накрученные челки, каблуки на платформе, которые снова стали актуальны, и жестко накрученные локоны, все еще популярные в их поселке. Вероника по-прежнему мечтала об удачном замужестве и каждого нового кавалера, с которым приезжала, представляла не иначе как будущего мужа. Галю она не считала соперницей, как не считала Славика – сыном. За кого она держала Ильича – никому не было известно. Спрашивается, зачем ездила именно в их поселок? И почему Ильич столько лет не мог справиться с этой зависимостью? Неужели он до сих пор любил Веронику? Женщину, которая родила его единственного сына и бросила, не задумываясь, легко подписав все бумаги? Вероника, которая представляла всех своих мужиков Ильичу и которая ни одной ночи не провела с собственным сыном, ни разу не поправила ему одеяло и не слышала, как он кричит по ночам.

Он ведь так и не понял, что Галя ушла из-за Вероники. Если бы Ильич сказал Славику, что Галя – его мама, она бы осталась. Если бы хоть один раз он сказал Веронике, чтобы та не приезжала, что ее никто не ждет, Галя бы осталась. Если бы Ильич сказал, что Галя – его жена, а Вероника – просто Вероника, Галя бы осталась. Но Ильич уходил плавать и греб, регулируя дыхание и гребки под имя Ве-ро-ни-ка.

Галя плакала. Ильич молчал. Они не ругались, не выясняли отношений. Из-за Славика, который кричал по ночам. Из-за Светки. Из-за того, что оба понимали – они друг от друга никуда не денутся. Они не могли позволить себе такой роскоши – забыть, не видеться, не знать, не слышать. Вычеркнуть из памяти, как ненужное воспоминание. Они были связаны швартовочными канатами, привязаны друг к другу всеми морскими узлами, вместе взятыми. Они жили вместе, растили детей, были близкими людьми. Они были женаты, потом развелись, но это ничего не изменило. Они по-прежнему жили вместе, растили детей и были близкими людьми. Но Галя так и не стала для Славика и Ильича Вероникой. Ильич так и не позволил ей этого. Как не захотел стать для Светки отцом. И Галя отдавала себе отчет в том, что именно этого не могла простить Ильичу. Веронику она давно ему простила, а Светку – нет.

Когда Светка была маленькой, она иногда называла Ильича папой, повторяя за Славиком. Но мальчик начинал плакать. Папа был только его и ничей больше. Светка не могла называть папой его папу. Один раз Славик сильно ударил Светку. Галя испугалась. И научила дочь говорить «дядя Витя».

Славик считал, что имена уникальны. Если он видел на площадке девочку, которую тоже звали Света, он мог подойти и ударить ее. Потому что нельзя забирать чужое имя. Тем более Светкино. Однажды он вцепился зубами в ногу женщины, которую звали Вероника. Славик услышал имя, молча подошел и укусил женщину за лодыжку. Та закричала от неожиданности и боли. Галя едва смогла оттащить Славика, который вцепился в лодыжку и не разжимал зубы.

– Он больной, понимаете, больной! – плакала Галя и чуть не валялась в ногах этой женщины.

Потом Галя Славику объясняла, что имен не так много, как людей, и обязательно встретятся похожие. Вот, например, тетя Валя и Валя, которая в магазине. Или наша Настя и та Настя, которая в парикмахерской его стрижет. Славик вроде бы понял и на людей больше не бросался. Но беда пришла, откуда не ждали, как всегда. Лиза, дочь тети Вали, иногда занималась со Славиком. Учила его, как правильно называются деревья, цветы. Рассказывала про планеты, про звезды. Про моря и океаны. Славику нравилось заниматься с Лизой, он перерисовывал созвездия и рассматривал географическую карту. Когда Лиза подарила Славику глобус, который светился изнутри, мальчик без него не засыпал. Глобус служил ночником и ненадолго снял ночные кошмары.

Лиза сама выбирала тему урока. Они проходили то, что дети учат перед школой – как зовут детенышей зверей, какие звери живут в Африке, а какие на Севере. Лиза решила, что Славику пора объяснить про имена-отчества. А то мальчик уже большой, а все у него – тети да дяди.

– Скажи мне свое полное имя, – дала задание Лиза.

– Славик.

– Нет. Я – Лиза, а полностью – Елизавета. Тетя Галя – полностью – Галина Васильевна. А твой папа – Виктор Ильич. Понимаешь? Значит, ты полностью..?

– Славик.

– Не Славик, а Вячеслав.

– Вя… се…

– Вячеслав. А Света – как полное имя?

– Светка.

– Нет, полное.

– Светка.

– Светлана. А ты – Вячеслав. Понял? Ты уже большой и можешь представляться полным именем – Вячеслав.

Урок закончился. Славик поужинал, покатался на велосипеде по двору и даже лег спокойно. Но ночью опять были крики.

– Я Славик – кричал мальчик, – Славик! Не хочу быть Вясеславом! Меня зовут Славик!

Ильич не знал, что и думать. Прибежавшая на крики Галя тоже не знала, с чего вдруг Славик начал кричать. Она заварила ему валерьянку, потом просто накапала валокордина. На валокордине Славик всегда засыпал.

Кое-как успокоились. Но утром началось по новой. Когда Славик пришел в столовую на завтрак, Лиза решила закрепить вчерашний урок и попросила:

– Скажи мне свое полное имя.

Славик бросил тарелку с кашей на пол и начал кричать:

– Я – Славик! Славик!

Случился приступ. Лиза плакала, чувствуя себя виноватой, но не понимая, в чем. Она подробно объясняла Гале и Ильичу, что именно рассказывала вечером Славику, чему хотела научить. Она же не знала, что у Славика такая реакция на имена!

Ильич донес сына до больницы, где ему сделали укол. Славик лежал на кровати.

– Папа, Виктор Ильич, если я буду говорить, что я Вясеслав, меня Вероника тогда узнает? – спросил мальчик.

– Узнает, конечно, узнает.