Сегодня их последний вечер на природе. Они опять перебрались на новый остров, уже третий и последний. (Путешествие наконец-то подходит к концу. Ура!) Анна не имеет понятия, сколько сейчас времени, только чувствует, что ее сморил крепкий сон и она, возможно, проспала несколько часов. В какой-то момент она просыпается, оттого что ощущает на себе тяжесть тела Эллиота. Его рука закрывает ей рот.

— Спокойно, — шепчет он ей прямо в ухо. Она еще ни разу в жизни не слышала такого тихого шепота, он как будто передает свои мысли прямо в ее мозг, минуя уши. — Кто-то пытается достать нашу еду. Кричать нельзя. Поняла? Сейчас я уберу руку, но если ты начнешь шуметь, то я опять закрою тебе рот.

Хоть он и не говорит напрямую, Анна понимает (как только до нее дошло, что Эллиот не насилует ее), что речь идет о медведе. В конце концов к ним в гости все-таки пожаловал медведь, как она и предполагала.

Она кивает, и Эллиот отводит руку. Снаружи доносится царапанье о кору дерева и тяжелое дыхание, явно не человеческое. Царапанье прекращается, потом начинается снова. Сэм и Эллисон тоже проснулись? Эллиот продолжает лежать на Анне. Она замерла внутри своего спального мешка, а он опирается на руки так, что центр его торса прижат к ее плечу, живот — рядом с бедром, ноги расставлены. Почему он продолжает оставаться в такой позе? Может, опасается, что Анна попытается вылезти из мешка и это произведет шум? А может, он прикрывает ее собой на тот случай, если медведь залезет в палатку? Или потому, что им — просто удивительно! — очень удобно и приятно находиться в такой близости? Давление мужского тела совсем не раздражает ее.

Дыхание Эллиота отдает луком, которым был приправлен ужин, и Анна наверняка посчитала бы такое дыхание отвратительным, если бы ей довелось ощутить его на какой-нибудь вечеринке. Но сейчас оно не кажется ей неприятным. «Может, нам суждено сегодня умереть?» — думает она. Ей вспомнилось чучело медведя в аэропорту Анкориджа. «Когда медведь раздражен, он громко ворчит и щелкает зубами, шерсть на шее поднимается дыбом, а уши прижимаются к голове. Чувствуя угрозу, медведь может напасть первым». Сейчас Анна почти рада, что в их лагерь забрел этот медведь, теперь ее не будут считать параноиком.

Потом медведь проходит мимо палатки, на секунду заслоняя луну, которая до этого заглядывала в треугольное окошко. Анна видит его совершенно отчетливо, но не полностью: темная шерсть с проседью, округлая выпуклость мышцы на плече. Это гризли. За тонкой стенкой палатки живой гризли! Животное стоит на четырех лапах (хотя Анна всегда представляла гризли стоящим на задних лапах) менее чем в десяти футах от них. Как вообще можно остаться в живых, оказавшись так близко к медведю? А что, если поза, в которой замер Эллиот, объясняется тем, что в такой ситуации он может сделать что угодно — схватить ее за грудь или плюнуть в лицо, — ведь никто никогда об этом не узнает. В груди начинает гулко биться сердце. На Анну волной накатывает грусть, лицо искажается, и она начинает плакать. Из нее невольно вырывается подавленное сопение, и Эллиот тут же снова прижимает руку к ее рту, так что теперь его лицо совсем рядом с ней: его нос — у нее под подбородком, а лоб — у ее уха. Он качает головой, а затем прижимает руками голову Анны к земле, как будто хочет придушить ее. Анна выдыхает ему в лицо: «Эллиот». Он снова качает головой. Если бы на его месте был кто-нибудь другой, кто-то, чей ближайший родственник не находился бы сейчас в соседней палатке, она бы ему не поверила. Где-то в глубине ее рюкзака лежат ключи, соединенные колечком (какими бесполезными вдруг становятся ключи от дома, как только оказываешься за пределами своего города!), а к колечку пристегнут свисток, с помощью которого, если в него дунуть, возможно, удалось бы напугать медведя и заставить его убежать. И она бы это сделала, если бы не доверилась Эллиоту.

А потом медведь уходит. Сначала он, совсем как человек (Анна чувствует это), осматривается, убеждается, что вокруг не осталось ничего интересного, чем можно было бы еще заняться. Но здесь ему уже неинтересно, его внимание переключилось на что-то другое. И он уходит. Все, ушел. Ни она, ни Эллиот не шевелятся. Сколько времени они остаются неподвижными? Возможно, минут шесть. Тишину нарушает голос Сэма:

— Ни фига себе! — громко говорит он.

— Анна, ты в порядке? — кричит Эллисон. — Ребята, у вас все хорошо? Он у вашей палатки терся.

— У меня все нормально! — в ответ кричит Анна. — Эллиот не дал мне и пикнуть.

— Мне очень хочется обнять тебя, — говорит Эллисон, — но, пожалуй, я лучше подожду до утра.

— Мы что, недостаточно высоко еду подвесили? — обращается к Сэму Эллиот. Он говорит это обычным голосом, все еще продолжая лежать на Анне. Его дыхание уже начинает ее беспокоить.

— Я все сделал так же, как и в прошлые ночи, — откликается Сэм. — Не думаю, что он что-то взял. По-моему, ему просто было любопытно.

— Или он хотел подружиться, — серьезно произносит Эллиот.

Лежа под ним, Анна начинает смеяться, но не потому, что его слова показались ей такими уж смешными, — это просто всплеск накопившейся энергии. Им всем хочется, чтобы этот эпизод наконец закончился, и он действительно заканчивается. Через несколько минут они начинают воспринимать его как происшествие, о котором можно будет рассказывать своим знакомым.

— Он не хотел расстраивать Анну, — говорит Сэм. — Он знал, что Анна посчитает, что ее надули, если она хотя бы раз не увидит живого медведя.

— Да это даже не настоящий медведь был, — подхватывает Эллисон. — Это был тот парень из магазина в Анкоридже в медвежьей шкуре. Он подумал, что Анна потребует вернуть деньги за перечный спрей.

Теперь уже смеются все. А еще Анна чувствует, что у Эллиота эрекция. Если бы она была другим человеком, не девственницей, то сейчас бы она… что? Расстегнула бы свой спальный мешок, сняла бы спортивный лифчик? Наверное, ей не составило бы большого труда сделать так, чтобы дело пошло. Еще надо было бы постараться, чтобы Сэм и Эллисон ничего не услышали. Когда она будет лететь домой на самолете, то наверняка пожалеет, что не воспользовалась представившимся шансом. Эллиот был явно не против, обстановка сложилась подходящая, и, черт возьми, они только что едва не попали в лапы медведя! Да, что-то у нее явно с парнями не клеится! Но кого в этом винить, если не себя? В самый ответственный момент у нее не получается взять себя в руки и направить энергию в нужное русло. Но если разобраться в этом конкретном случае (вдумчиво проанализировать его, а не рассматривать лишь как частный случай), то необходимо признать, что, окажись Анна в той же ситуации снова, она бы повела себя точно так же. Она устала. У него был дурной запах изо рта. Под правым бедром не давал покоя камень, который впился в тело через матерчатый пол палатки, подстилку и спальный мешок. На следующий день она бы чувствовала себя неловко, и, может быть, эта неловкость осталась бы с ней на многие годы. Она бы начала переживать, догадался ли Эллиот, что у нее совсем нет опыта, не подумал ли он, что она плохо целуется. К тому же на самом деле ему нужна была ее сестра, а не она. То, что близость медведя его возбудила и он решил довольствоваться тем, что есть, — это все-таки недостаточная причина.