Нереальное действует на нее почти так же, как и реальное, и она имеет явную склонность не отличать их друг от друга. «Все склонны принимать возможное за невозможное вплоть до того момента, когда оно происходит: отсюда войны и научные открытия» [Московичи 1996, с. 94].

Как пишет ле Бон: «Могущество победителей и сила государств именно-то и основываются на народном воображении. Толпу увлекают за собой, действуя главным образом на ее воображение. Все великие исторические события – буддизм, христианство, исламизм, реформа и революция и угрожающее в наши дни нашествие социализма – являются непосредственным или отдаленным последствием сильных впечатлений, произведенных на воображение толпы» [Лe Бон 1995, кн. 2, отд. 1, гл. 3]. «Начиная с самой зари цивилизации, толпа постоянно подпадала под влияние иллюзий… Человек иногда повергает в прах эти иллюзии ценой ужасных переворотов, но он всегда бывает вынужден снова извлечь их из-под развалин» [Там же, кн. 2, отд. 2, гл. 2].

Немыслящая и впечатлительная толпа легко поддается воздействию. Как позднее выразился Серж Московичи: «Человек-индивид и человек-масса – это две разные вещи, как достояние в один франк и в миллион. Эту разницу я подытожил бы одной фразой: индивида убеждают, массе внушают» [Московичи 1996, с. 62]. На воображение толпы «очень легко действовать, в особенности образами. Такие образы не всегда имеются в нашем распоряжении, но их можно вызывать посредством умелого применения слов и формул. Искусно обработанные формулы получают действительно ту магическую силу, которая им приписывалась некогда адептами магии. Они могут возбудить в душе толпы самые грозные бури, но умеют также и успокаивать их. Можно было бы воздвигнуть пирамиду, гораздо более высокую, чем пирамида Хеопса, из костей лишь тех людей, которые пали жертвами могущества слов и формул» [Ле Бон 1995, кн. 2, отд. 2, гл. 2].

По мнению ле Бона, психологические превращения индивида, включенного в группу, во всех отношениях подобны тем, которым он подвергается в гипнозе. «Коллективные состояния аналогичны гипнотическим состояниям» [Московичи 1996, с. 116]. А в этом случае «можно получить власть над мыслями и решениями загипнотизированного заранее, на какое-то время вперед, когда гипнотизера уже не будет с ним рядом. Более того, внушенным решениям можно придать видимость добровольности. К тому же можно сделать такое внушение, когда загипнотизированный и не заподозрит вовсе, что это побуждение пришло к нему от гипнотизера» [Там же, с. 119]. «Такие отсроченные эффекты явно напоминают разные формы воздействия, наблюдаемые в обществе. Разве мы не встречаем на каждом шагу людей, безотчетно и не желая того воспроизводящих много времени спустя жесты или слова, которые они видели или слышали, считающих своими идеи, которые кто-то, не спрашивая их, самым категоричным образом вдолбил им в голову? Эти эффекты, кроме всего прочего, доказывают, какое огромное множество мыслей и действий, кажущихся намеренными, осознанными и обусловленными внутренним убеждением, в действительности представляют собой автоматическое исполнение внешнего приказания» [Там же, с. 119–120].

Параллели с гипнозом у ле Бона не случайны. Гипноз страшно популярен в обществе. Им лечат больных, публика собирается на гипнотические сеансы. В огромной парижской больнице для умалишенных на 5 тыс. мест Салпетриер работает Жан Мари Шарко, специализирующийся на эпилепсии и истерии. Он обнаруживает, что под воздействием гипноза истерические симптомы могут быть приглушены или, наоборот, истерическое состояние активировано. Шарко устраивает публичные «перформансы» (и есть свидетельства, что их посещал ле Бон). Так называемая «салпетриерская школа» доминирует в науке вплоть до начала 1890-х, когда Шарко под давлением врачей из других больниц признал, что часть его экспериментов была сфальсифицирована[43].

Подобные аналогии приводят и современные экономисты, анализирующие закономерности возникновения финансовых пузырей: «Причина, по которой пузыри вводят нас в заблуждение, ровно та же, по которой нас вводят в заблуждение профессиональные иллюзионисты. Когда умные люди становятся профессионалами по обману людей и посвящают годы оттачиванию своего мастерства, они проворачивают ловкие трюки у нас на глазах и одурачивают нас, по крайней мере, на время» [Shiller 2001, p. 76]. Но продолжим рассказ об идеях ле Бона.

Толпа опасна тем, что душою толпы (выражение ле Бона, но, по всей видимости, заимствованное у Сигеле и Тарда), а не только действиями правителей, порождается насилие: «Когда историки рассказывают нам, что Варфоломеевская ночь была делом короля, то они лишь указывают этим, что психология толпы им так же незнакома, как и психология королей. Подобного рода манифестации порождаются только душою толпы; самый абсолютный из монархов, самый деспотичный может только или ускорить их появление, или же замедлить их. Не короли создали Варфоломеевскую ночь, религиозные войны, и не Робеспьер, Дантон или Сен-Жюст создали террор. Во всех этих событиях действовала душа толпы, а не могущество королей» [Ле Бон 1995, кн. 2, отд. 2, гл. 4].

По мнению ле Бона, могущество толпы пригодно только для разрушения. Закон толпы – это варварский закон. Цивилизации же создавались только узким кругом интеллектуальной аристократии, никогда – толпой. «В толпе идеи, чувства, эмоции, верования – все получает такую же могущественную силу заразы, какой обладают некоторые микробы» [Там же, кн. 2, отд. 2, гл. 3]. Как говорил Ленин, идея, овладевшая массами, становится материальной силой[44]. Московичи расшифровывает: «Идеи управляют массами, но масса с идеями неуправляема. Чтобы решить эту насущную задачу, произвести эту алхимию, необходима определенная категория людей. Они преобразуют взгляды, основанные на чьих-то рациональных соображениях, в действие всеобщей страсти. С их помощью идея становится материальной» [Московичи 1996, с. 163].

Кажется, что идеи овладевают толпой быстро, но это лишь видимость, и если так происходит, то, значит, почва подготовлена: «Действительно, некоторые идеи зачастую возникают в толпе и приводятся в исполнение с быстротой молнии, но это так лишь с первого взгляда, так как на самом деле этот взрыв всегда является результатом долгой предшествующей работы» [Ле Бон 1995, кн. 2, отд. 2, гл. 1].

По мнению ле Бона: «…не факты сами по себе поражают народное воображение, а то, каким образом они распределяются и представляются толпе» [Там же, кн. 2, отд. 1, гл. 3]. Он фактически набрасывает концепцию эффективной пропаганды. «Идеи,– резюмирует ле Бон, – никогда не утверждаются оттого, что они точны, они утверждаются только тогда, когда с помощью двойного механизма повторения и заражения оккупировали области подсознания, где рождаются движущие силы нашего поведения. Убедить кого-либо – не значит доказать ему справедливость своих доводов, но заставить действовать в соответствии с этими доводами» [Московичи, 1996, с. 160]. Согласно ле Бону, чтобы пропаганда была эффективной, идеи должны быть: а) простыми и б) часто повторяемыми.