Осень, дожди, ветер, иногда снег.

Дикие гуси паслись в полях. На ольховых ветках, с дымком, Алексей коптит окуней.

По участку бродят аисты – накануне зимних квартир. А я с ведром еды – кормлю волков, хищных птиц (осоедов и канюков), енотов, енотовидных собак и лис. Аисты, как меня увидят, следуют за мной по пятам – в отдалении, но не отступая ни на шаг. Мои адъютанты, моя свита. Я иду, и только клювы и крылья позади, почти как в почетном карауле. Самые смелые засовывают в ведро красный и длинный клюв. Тонконогие и высокие, им еще не хватает шпаг и мантий. Все подраненные, у кого-то крылья, у кого клюв, но бегут за мной, иногда смешно расставляя ноги, бегут…

18 октября

Бугрово

Юля – Марине

А у нас осень, это правда. Журавли пролетели за это время, гуси. От гусиного пролетного крика я просыпалась по ночам, так много летело ночью.

Пишу и не знаю уже, как давно мы не виделись, точнее, не списывались с последнего письма. Вы были, когда появился лось, точнее, молоденький лосенок? С другого конца Псковской области, оттуда нам позвонили: лосенок вышел в деревню к людям. Родителей, видно, застрелили. И мы везли его, я – на руках. Марина, я полностью вся была в лосиных мухах! Лосенка мы вычистили, он поправился, зовут Лосось.

Про гуся мне приходит по строчке в день (хотя много уже написано), но каждая строчка дорогая. Всему свое время и свой путь. Здесь самое главное – впечатление. Серый журавль в руках (сегодня еще одного привезли, простреленного).

Журавль с неба в руке, Марина! И пусть ты весь в пухоедах, это такие жучки, для человека не опасные, но кто знает, что дикий журавль – весь в них?

У меня много сейчас материала набралось, только бы засесть. Забот много, и заботы все эти настоящие, честные, что очень для меня важно, не напрасно. Сейчас поднимаю журавля с простреленными ногами, взрослого.

Одно дело журавль в хокку, и совсем другое – в пухоедах.

Понимаю, что у вас впечатлений больше.

Гуляю с Ирмой.

Мама сейчас в пансионате лечебном, и я рада.

Люблю вас.

Здоровья всем!

Будьте счастливы.

Ваша Юля.

23 октября

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Марин, вы уже вернулись?

Как дела там, на суше, после океана?

Звери, ученик.

24 октября

Москва

Марина – Юле

Юлька, вернулись!

С ледяной планеты – Ио.

Потихоньку прихожу в себя, счастье, что застала теплые золотые дни, все ходила, обнимала деревья, соскучилась по ним.

Не помню – отправляла ли тебе адрес британского сайта, пока плыли – посылали туда тексты, рисунки (Лёня рисовал карикатуры), фотографии… Просторы, просторы… И физиономии, конечно, те еще! Какая живая свежая земля – до нашего варварского «осваивания». Прочти мои «Затертые во льдах»: нас и правда сковало льдами, течением несло на острую подводную скалу, и уже прилетел вертолет – снимать команду с корабля.

А это сухопутный капитан Андрей Волков с винтовкой охраняет нас от белых медведей, повсюду встречали их свежие следы и видели одну дымящуюся кучу! Медведи и сами появлялись не раз. Но мы, конечно, не ранили никого, не убили.

Отчет Волкова начальству был краток: «Все живы».

Ответ был тоже немногословен: «Это главное».

24 октября

Бугрово

Юля – Марине

Марин, привет!!!

Рада и возвращению, и вашей строчке.

А как же вы в качку-то – с вашим мозжечком?

27 октября

Москва

Марина – Юле

Качка – это особая песнь, стоило высунуть нос из фьордов, как начиналась такая болтанка, – стаканы с чаем, перепрыгивая через бортик на столе, валились на пол! С полок сыпались макароны, крупы. Сам ты тремя руками хватался-держался, чтобы не загреметь под фанфары. А уж когда океанологи вздумали приблизиться к Гольфстриму – глянуть, что с ним такое творится!.. Двое суток в открытом океане под парусами кораблик несся на боку, вещи лежали то на нас, то – в обратную сторону – на двери, спать можно было прямо на борту – в хорошую сторону, или падать с верхней шконки – в плохую.

Но теперь этого даже немного не хватает.

5 ноября

Пушкинские Горы

Юля – Марине

И что? Принимаемся за новую повесть?

8 ноября

Москва

Марина – Юле

Угадала. Засела писать арктическое странствие.

Столько радости и силы получила от Шпицбергена и Ледовитого океана, от людей – у каждого в руках гусли золотые! От камней, излучающих свет, моржей, усатых, с сахарными клыками. Голубых китов – на расстоянии вытянутой руки…

Все это теперь надо бы отмолить и отблагодарить.

Смотри, какой ледник – он по-настоящему голубой.

10 ноября

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Мариночка, сегодня у меня на руках, на ладони умер мой попугай Жакоб (серый жако). Я пишу «мой», потому что ко мне он был по-особенному привязан, предлагал руку и сердце, ухаживал, ворковал со мной. Жако всегда выбирают одного. И здесь у меня три глубоких привязанностей: Хиддинк, Ирма, Жакоб.

Птиц умирало много: много аистов, травмированных, простреленных, безнадежных. Умер мой Виничка, осоед. Но Жакобушка – это, Марин, совсем другое. Умер в моей ладони. Я слышала, как остановилась сердце. Он знал несколько слов, и я говорила с ним, мне это казалось важным. Меня многому научила жизнь здесь. И даже тому, что после смерти Жакоба мы его вскрыли, чтобы выяснить причину болезни (вскрывали всех – и осоеда, многих). И мне хватает светлого понимания ума (пока), что это необходимо. У Жакоба, наверное, был туберкулез. Поражение внутренних тканей легких. Он с нами прожил полтора года.

Надеюсь, что и Францизск Ассизкий с этим сталкивался. Не только читал проповеди птицам, но и говорил им последние – и очень важные – слова ухода.

Сейчас эта клетка пуста. Но я люблю и помню мальчика. (Хотя вскрытие показало, что это девочка. Такое бывает иногда – при жизни пол птиц иногда трудно определить, особенно если живут без пары.) Но для меня он мальчик.