– С ним еще кто-то был – вот он развонялся. Негр. Фенстер. По гражданским правам, что ли?

Она сморгнула:

– Ты и правда с кем только не встречаешься.

– С Фенстером лучше бы не встречался. – И он фыркнул.

– Я же рассказывала, у Калкинза там уикенд за городом. Только этот уикенд семь дней в неделю.

– А как он успевает в газету писать?

Она пожала плечами:

– Как-то успевает. Или поручает кому-то. – Она села и похлопала по одеялам. – А где моя рубашка?

Ему понравилось, как у нее трепещут груди.

– Вон туда зарылась. – Он посмотрел в газету, но читать не стал. – Интересно, а Джордж у него бывает?

– Не исключено. Он же давал интервью.

– Мммм.

Ланья снова упала на траву:

– Ч-черт. Не может быть, что позже пяти утра. Ну ты сам подумай.

– Восемь, – постановил он. – По ощущениям – полдевятого. – И проследил за ее взглядом в сгустившийся дым над листвой. Снова опустил глаза – а она уже улыбалась, хватала его голову, притягивала ее за уши, покачав, к себе. – Он засмеялся ей в кожу: – Кончай! Отпусти!

Она медленно прошипела:

– Ой, я бы сейчас, – перевела дыхание, когда его голова отстранилась, прошептала: – еще поспала… – и локтем закрыла лицо.

Он погрузился в бронзовые кудряшки у нее под мышкой и распустил веки, лишь услыхав невнятный лай.

Он в недоумении сел. Лай пронзал даль. Он поморгал и в яркой тьме под веками брызнула масляная пыль. Недоумение обернулось удивлением, и он встал.

Одеяла опали по ногам.

Он ступил на траву, нагишом в мареве.

Собака вдалеке запрыгала и свернула в расселину меж холмов. За собакой шагала женщина.

Изумление предчувствия запуталось в головокружительном изнеможении утра и внезапного подскока.

Цепь оставила красные отметины на исподе предплечий и на животе, где он на нее давил.

Он натянул штаны.

В рубахе, расстегнутой поверх драгоценных слезок, он направился вниз по склону. Разок оглянулся на Ланью. Она перекатилась на живот и уткнулась лицом в траву.

Он шагал за женщиной (рыжей из бара), удалившейся следом за Мюриэл.

Прежде чем женщина его увидела, успел застегнуть одну пуговицу на рубахе. Женщина развернулась на отсутствии каблуков и сказала:

– А, здрасте. Доброе утро.

Бусины вкруг ее шеи блистали густым столбом света.

– Привет. – Он поджал пальцы ног в траве, застеснявшись. – Я вчера видел вашу собаку в баре.

– Ах да. А я видела вас. Вы сегодня выглядите получше. Почистились. В парке ночевали?

– Ага.

В свечном свете она казалась здоровенной шлюхой, но дымчатый свет и коричневый костюм выпарили всю аляповатость из жестких рыжих волос, и теперь она походила на завуча начальной школы.

– Вы тут с собакой гуляете?

Завуча в аляповатом ожерелье.

– Каждый день, спозаранку… э-э, я сейчас уже к выходу.

– А. – И решил, что нерешительность ее – приглашение.

Они зашагали, а Мюриэл подбежала понюхать и пожевать ему руку.

– Ну-ка перестань, – велела женщина. – Будь умницей.

Мюриэл разок гавкнула и рысью пошла прочь.

– Как вас зовут? – спросил он.

– А! – повторила она. – Мадам Браун. Мюриэл вчера подходила вас облаять, да? Она ничего плохого не хотела.

– Ну да. Я так и понял.

– Вам бы только расческа не помешала, – нахмурилась она, – и полотенце, и тогда вы точно будете как новенький. – Она испустила этот свой пронзительный и поразительный смех. – Вон там есть общественный туалет – я постоянно вижу, как люди из коммуны ходят туда мыться. – И взглянула на него серьезно: – Вы же не из коммуны?

– Нет.

– Вам нужна работа?

– Чего?

– Вы хотя бы не волосатый, – сказала она. – По крайней мере, не очень. Я спрашиваю, нужна ли вам работа.

– Я ношу сандалии, – сказал он, – если вообще обуваюсь.

– Это не страшно. Да господи, мне все равно! Я думаю о тех, на кого вы будете работать.

– Что за работа?

– В основном прибираться – ну или, пожалуй, убирать. Вам интересно, да? Платят пять долларов в час, а нынче в Беллоне такое жалованье – не баран чихнул.

– Еще бы не интересно! – Он в удивлении сглотнул. – Где это?

Уже показались львы-близнецы. Мадам Браун заложила руки за спину. Мюриэл задела подол ее юбки. Цепочные и стеклянные излишества при таком свете не искрились.

– Это семья. Знаете, где «Апартаменты Лабри»? – И качанию его головы: – Вы здесь, видимо, недавно. Эта семья – милые, приличные люди. И очень мне помогли. У меня там раньше был кабинет. Поначалу, знаете ли, здесь была сумятица, кое-какой ущерб.

– Я кое-что слышал.

– Вандализма много. А теперь все несколько поуспокоилось, и они спрашивают, не знаю ли я какого юноши им в помощь. Насчет длинных волос не берите в голову. Только помойтесь слегка – хотя работа вряд ли очень чистая. Ричардсы – прекрасные люди. Просто им выпало много бед. Как и нам всем. Миссис Ричардс впечатлительная – ее огорчает… все, что странно. Мистер Ричардс, пожалуй, немножко чересчур ее оберегает. У них трое очень славных детей.

Он убрал волосы со лба.

– Вряд ли за ближайшие дни они сильно отрастут.

– Ну вот видите! Вы же всё понимаете!

– Хорошая работа?

– Ой, да. Безусловно. – Она остановилась подле львов, словно те обозначали некую важную границу. – «Апартаменты Лабри», на Тридцать шестой. Четырехсотый дом. Квартира семнадцать Е. Заходите в любой момент после обеда.

– Сегодня?

– Разумеется, сегодня. Если хотите работу.

– Конечно. – Его отпустило напряжение, прежде из-за вездесущести своей незримое. Он вспомнил хлеб в переулке: целлофан под фонарем мерцал ярче его или ее затуманенных побрякушек. – У вас там кабинет. Чем вы занимаетесь?

– Я психолог.

– А, – и не сощурился. – Я ходил к психологам. В смысле, я кое-что про это знаю.

– Правда? – Она, не наклонившись, коснулась львиной щеки. – Ну, я считаю, сейчас я психолог в отпуске. – Слегка над ним насмехаясь: – Консультирую только с десяти до полуночи, «У Тедди». Если то есть вы со мной выпьете. – Но насмехалась она по-дружески.

– Годится. Если срастется с работой.

– Сходите, как приведете себя в порядок. Тем, кто там будет, скажите, что миссис Браун… Мадам Браун – это прозвище, меня «У Тедди» так зовут, а я видела вас там и подумала, что вы, может, знаете меня так, – что вас прислала миссис Браун. Может, я тоже загляну. Но вас сразу приставят к работе.