8 марта 1785 года кизлярский татарин Али-Солтан, вернувшийся из Больших Атагов, доносил, что «Ушурма приказал сделать себе знамя и копье, что караул при нем находится весьма великий, а жители Алдынской деревни расположились по дороге, ведущей к российским границам». В секретном рапорте полковника Савельева на имя генерала Пеутлинга от 9 марта 1785 года отмечается, что «вчерашнего дня, собравшиеся за рекою Сунжею из разных горских деревень жители, числом более ста человек, хотели совершить нападение на укрепления русских за Тереком». Подполковник Матцен тогда же доносил, что по дошедшим до него слухам чеченцы готовили нападение на только что основанную крепость Владикавказ.

Посланный со специальным заданием в чеченскую деревню Чертынтогаевскую (Чуртан-Тоги) для сбора сведений об Ушурме кизлярский житель Нагишей Тенгизбиев доносил, что «Ушурма имеет намерение напасть на ближние казацкие селения Червленую и Шадринскую. Что тот имам Мансур обласкивает народ, так что жители непременно присоединятся к нему, когда он совершит свой выезд. Владелец Топлинской деревни Казбулат, хотя и старается всеми мерами удержать своих подвластных от суеверия Ушурмы, однако же те тайно к нему уезжают. Письмо же, посланное от кизлярского коменданта к алдынским старшинам, якобы последние сожгли».

Кизлярский комендант Вешняков в рапорте на имя генерал-майора Пеутлинга от 9 марта 1785 года сообщал, что все горские деревни чрезвычайно верят Мансуру и «привязанности имеют большие к нему. У кумыков же, со времени выступления Мансура со своим учением, живущие в их селениях христиане (имелись в виду армянские торговцы. — А. М.) претерпевают обиды и притеснения». Старшина Сактач из ингушской деревни Шолхи, расположенной вблизи от Владикавказа, сообшил подполковнику Матцену, что у них люди между собой говорят, «якобы в Чечнях появился пророк, приводящий магометан к своей присяге. Кроме того, хотят чеченцы в наши деревни приехать и к оной присяге всех принудить, а если не согласимся, то нас всех хотят разорить».

Подполковник Матцен доносил генерал-майору Пеутлингу, что «из деревни Заурской, расположенной также вблизи Владикавказа, в ночь на 8 марта 1785 года бежали жители 13 дворов, в числе которых их старшина Чегастук». Посланный на место происшествия для выяснения причины грузинский владелец Гаврила Казбек сообщил, что оставшиеся жители этой деревни сказали ему, что известно им, будто хотят чеченцы напасть на крепость Владикавказскую, отчего они боятся подвергнуться наказанию со стороны чеченцев, так как отказались соединиться с ними. Прибывший 9 марта 1785 года к подполковнику Матцену Дударуко Ахметов донес, «что, будучи в Малой Кабарде, слышал от тамошних кабардинцев, что в Чечнях имеются великие сборища».

С каждым днем напряжение на Кавказской линии нарастало. Из Чечни чуть ли не каждый день приходили тревожные сообщения. Комендант Кизляра Вешняков был всерьез обеспокоен действиями горцев, которые по приказанию Ушурмы намеревались напасть на российские укрепления и посты. Потому он разослал письма мурзе Бамату Девлетгирееву (владетель Дойкур-Аула и Нового Юрта в Надтеречье. — А. М.) и брагунским владельцам Кучуку Баматову и Арсланбеку Мударову, чтобы они в случае движения горцев во главе с Ушурмой дали знать о том на форпост с нарочным. «Если же пропустите его — предупреждал бригадир Вешняков, — и не объявите, а через то селениям учинится вред, так ответствовать будете пред оружием Ее Императорского Величества».

Между тем к имаму Мансуру продолжали прибывать люди из соседних областей, особенно из кумыкских селений, которые сильнее других испытывали на себе притеснения местных князей и владетелей. Брагунский князь Росланбек извещал кизлярского коменданта, что к Ушурме из многих ближайших деревень, между которыми есть Аксаевская, Андреевская и Девлетгиреевская, «по немалому числу убегают жители, которым Мансур приказывает, чтобы, когда будет он выезжать из своего обиталища, то они следовали бы за ним вооруженно. Все, кто приезжает к Ушурме из горских деревень, дают ему присягу и отъезжают обратно единственно с той целью, чтобы разорять российские селения. Достоверно известно, что сей Ушурма имеет стремление напасть, разделя войска свои на части, сразу на многие русские поселения, в том числе и на Кизляр… что кизлярские татары заразились оным суеверием, и сделалась в них великая противу русских перемена».

В этом сообщении, отправленном между 10 и 15 марта, впервые говорится о плане нападения Мансура на Кизляр. Другие информаторы русских властей говорили лишь о подготовке имама и его людей к большому военному походу. Отправленный в Чечню лазутчик по имени Адил (чеченец, живший в Малой Кабарде) доносил секунд-майору Жильцову, что видел в Алдах Мансура, который речами склонял к себе живущие в здешних местах народы. «При Ушурме, — сообщает Адил, — находится более тысячи человек, которых обнадеживает он тем, что в будущем месяце, в середине, со всем своим войском выступит в поле, где откроет перед народом свое лицо, после которого будут чудеса». Слышал Адил также, что после выступления Мансур намерен идти на гребенские казачьи станицы и земли, которые по указу императрицы занимают переселенцы из России. Он видел в Алдах приехавших из других селений — не только чеченских, но также карабулакских и дагестанских. Особенно много было пришельцев из кумыкских обществ Аксай и Андрей (Эндерей). Кроме того, на обратном пути Адил встретил едущих к Ушурме сыновей известного осетинского владетеля Ахмата — Дударука и Арасланука со многими при них людьми.

«14 марта, в пятницу, то есть в день рождения пророка Мухаммеда, когда у мусульман принято начинать особо важные дела, Ушурма собрал в ауле Алды жителей разных горских деревень, — сообщал в Кизляр новые сведения уже известный нам Кайтуко Баков. — В каждую пятницу собирается тут много народу, для того только, чтобы увидеть Ушурму в мечети и подойти под его руку. Слышал также, что из Большой Кабарды был прислан к Ушурме от владельцев тамошних некий Аджи и будто бы тот Аджи предложил Ушурме идти в поход… и, что если у кого не будет хватать лошадей, то в Кабарде их много». Как примечал Баков, «хотя в стане Ушурмы идут приготовления к большому походу, однако день выступления держится в тайне, и он того узнать не мог».

Мурза Дженбулат Сарымурзаев, находившийся в Дагестане, 21 марта 1785 года сообщил: «Слышал в горских деревнях от народа, что когда вознамерится Ушурма идти на российские селения, то никого из горцев в жилищах не останется, а все присоединятся к нему». В Тарках мурзу Сарымурзаева уверяли, что будто бы «дженгутайский Али-Солтан посылал к имаму своего Аджия и теперь сам намеревается ехать к Ушурме, но с войском или же один, того узнать не удалось. Когда же Али-Солтан возвратится от Ушурмы, то все горцы собираются поехать к имаму для сборов. Из кумыцких владельцев трое лично изъявили ему в апреле месяце свою покорность. Все владельцы дагестанские отправили к нему народных послов с уверением в своей преданности. Хан же Аварии Омар (Умма-хан Аварский, часто называемый Авар-ханом. — А. М.) писал, что сам предстанет к его услугам, но Ушурма отвечал, что это надо было решать раньше, а теперь для своих услуг он имеет довольно людей».

Тогда же, в марте-апреле, сведения об алдынском имаме Мансуре дошли до Турции. «Из турецкой крепости Суджук приезжал к нему нарочный от тамошнего паши и поднес от его имени часы в подарок», — сообщал Дженбулат Сарымурзаев. Трехбунчужный ахалцихский паша Сулейман весьма обрадовался появлению в Чечне имама. Он посылал к нему письма и подарки, изъявлял свою готовность помогать деньгами. При этом осторожный паша советовал Мансуру не спешить с началом военных действий до удобного времени — возможно, до решения султанского правительства о новой войне против России. «Кроме того, Ушурма ведет переписку с крымцами, и особенно с закубанцами, — продолжал хорошо информированный Сарымурзаев. — Закубанцам послал он свое знамя. Это знамя привезено было близкими Ушурме людьми, скрывавшими под покрывалом лицо свое: закубанцы говорили, что таинственные посланцы имама на бегу были быстрее лошади».