Примерно в шестидесяти метрах от дома, прижатая к скале и почти невидимая из главного дома, стояла старая овчарня. Это была развалина, которая не использовалась уже несколько десятилетий. В принципе, идеальное место, чтобы построить там небольшой домик для гостей.

Он достал лист бумаги и начал чертить.

Кто-то тихо прошептал ему на ухо:

– Тс-с-с…

Йонатан проснулся и подскочил от испуга.

Она тихонько засмеялась и теснее прижалась к нему. Нежная рука прошлась по его затылку, по спине, по бедрам, и его обдало жаром.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходит.

– Йонатан, – прошептала София, – это я.

И начала, исследуя, ощупывать его тело.

Она провела рукой по его голове, по волосам, погладила его по лбу, по бровям, по векам, по ноздрям, по губам, по шее, пощекотала углубление над ключицами, помассировала мышцы на груди, обвела пальцем вокруг сосков и задержалась на животе. Она ощупывала его руки, исследуя форму пальцев и ногтей.

– Я вижу тебя в первый раз, – прошептала она. – И сейчас я знаю, как ты выглядишь.

Он тоже хотел познакомиться с ней, хотел видеть ее обнаженной и включил свет. София не торопилась. Она спускалась по его телу все ниже, а потом уселась на него и принялась медленно раскачиваться.

Йонатан закрыл глаза, полностью отдаваясь ее ритму, ее силе, ее чувству. Она застонала. Он снова взглянул на нее, и у него помутилось в голове. Он сопротивляться, пытался бороться с захватывающей его страстью, но она затопила его полностью, он больше не владел собой. Лицо Софии утратило очертания и буквально слилось с лицом на картине. Оно как будто вросло в рамку и стало единым с изображенным на портрете. Йонатан вскрикнул, и это был словно крик рождения новой жизни, которую он уже считал потерянной.

Карабинер Донато Нери вышел из дому еще затемно. Воздух был холодным и влажным, и хотя до машины было всего лишь несколько шагов, он застегнул молнию своей куртки до самого подбородка. Через полчаса взойдет солнце. У него была назначена встреча с Риккардо на просеке между Вергайе и Дуддовой.

Охота была единственным занятием, приносившим настоящую радость в его новой жизни в Амбре. Он любил ходить ранним утром по лесу, ощущать, как медленно просыпается природа, и выжидать, когда появятся зайцы, косули, фазаны. Иногда проходило всего лишь несколько минут, иногда часов, а иногда бывало и так, что они понапрасну ждали целый день.

Риккардо был приятным спутником. Тому, что Донато не смог узнать на курсах, которые ему пришлось закончить, чтобы получить охотничий билет, его научил Риккардо. Он знал каждое убежище, каждую пещеру, каждую просеку, все повадки зверей и умел читать следы. Он был молчаливым человеком, и если они даже несколько часов шли рядом, не говоря ни слова, это не действовало на нервы.

Риккардо был одним из немногих людей, которые знали, как сильно Донато страдал оттого, что его понизили в звании, поломав ему карьеру. В конце концов он оказался в Амбре. Сначала его в качестве наказания перевели из Рима в Монтеварки, потому что он при расследовании убийства маленькой девочки совершил тяжелую ошибку. В Монтеварки у него появился второй шанс, когда в одиноко стоящем доме в лесу был найден труп женщины. Он тогда был комиссаром, руководящим расследованием этого дела, и арестовал не того человека, заподозрив в нем убийцу, а между тем убийства продолжались. После этого его спихнули в Амбру, в самое маленькое отделение полиции вообще. Здесь обычно бывали только мелкие конфликты, однако Донато пришлось столкнуться с женщиной-убийцей, которая закопала своего мужа в саду, после чего заявила о его пропаже. И снова он остался в дураках.

Но последствий для его профессиональной карьеры это дело не имело, потому что все равно ниже падать было уже некуда.

Его жена Габриэлла, красивая и гордая римлянка, больше всего на свете любившая свой родной город и тосковавшая по нему, не могла смириться с тем, что ей приходится жить в маленьком городке и быть «заживо погребенной», как она это называла. От недовольства Габриэллы и постоянно преследовавших Донато неудач страдал их брак, и поэтому походы в лес были по-настоящему мирными и счастливыми часами.

Однако этим утром Риккардо выглядел каким-то не таким, как обычно. У него был нервный и рассеянный вид, что-то тяжким камнем лежало у него на душе, и Донато это сразу почувствовал. Когда они шли к своей сиже, расположенной выше Вергайе, он заговорил с ним.

– Что случилось, Риккардо? Что с тобой?

– Хм…

Даже в скудном свете раннего утра Донато увидел, что Риккардо сдвинул брови и у него на лбу появилась глубокая вертикальная складка.

– Если я чем-то могу помочь тебе, скажи. Ты знаешь, у меня много возможностей…

– Я знаю, – перебил его Риккардо, – дело в том, что… ну, как тебе сказать… тут такое дело, которое я никак не могу себе объяснить, и от этого я как больной. Я думаю об этом день и ночь.

Донато стало разбирать любопытство:

– Может быть, я могу это объяснить, если буду знать, о чем идет речь.

Риккардо молчал. Очевидно, он боролся с собой, думая, стоит ли рассказывать свою историю. Но поскольку он уже, как говорится, «слишком далеко высунулся из окна», Донато будет снова и снова доставать его своими вопросами и не оставит в покое.

Риккардо сел на камень, снял с плеча свое ружье и положил на землю рядом с собой. Донато сел рядом.

Небо становилось все светлее.

Наверное, это была самая длинная речь в жизни Риккардо. Он рассказал о своем зимнем постояльце из Германии, который жил в холодной, влажной комнате, изучал итальянский язык как одержимый, а над его кроватью висел портрет Софии, написанный маслом.

– Откуда он взял ее портрет, черт возьми? – спросил он и посмотрел на Донато. – Такого просто не может быть. Он случайно очутился здесь и при этом у него с собой был портрет моей дочери! Скажи-ка, разве тут не пахнет чертовщиной?!

Донато самодовольно усмехнулся. Он не видел во всем этом никакой проблемы.

– Порой происходит такое, чего быть не может, – ответил он. – А некоторые случайности бывают настолько глупыми, что их и придумать-то невозможно. И при этом они оказываются правдой. Я скажу тебе так: всему этому существует какое-то очень простое объяснение. Может быть, твой гость… Кстати, как его зовут?

– Йонатан.

– Так вот, скорее всего, этот Йонатан случайно увидел портрет в Ареццо на рынке антиквариата. Ему сразу бросилось в глаза сходство с Софией, и он его купил. Я бы на твоем месте вообще ни о чем не задумывался. Я когда-то на рынке увидел портрет женщины, которая как две капли воды была похожа на мою тещу.

– Ну? И что ты сделал?

– Я купил этот портрет и сжег. Еще чего не хватало – чтобы я вешал портрет тещи над своей кроватью! – расхохотался Донато.