как местными жителями, так и приезжими из Смоленска. Никаких ограничений или запретов доступа в Катынский лес не существовало, ни в 1940, ни в 1941 годах, до самого начала немецкой оккупации. В 1940 и 1941 гг. в Катынском лесу был размещен пионерский лагерь, и там же помещался дом отдыха НКВД. Мы, местные жители, ходили в Катынский лес за грибами и ягодами. Через Катынский лес мы проходили и тогда, когда хотели пробраться к берегу Днепра.

3. Вопрос.

Как стал охраняться Катынский лес немцами?

Ответ:

Почти сразу после начала немецкой оккупации нашей местности Катынский лес действительно стал особо охраняемой территорией. На том месте, где на шоссе выходила дорога от дачи, постоянно находился пост в составе двух вооруженных часовых. Ночью этому посту придавалась еще сторожевая собака. Кроме того, постоянный пост бы у Днепра. По лесу постоянно патрулировали вооруженные немецкие солдаты. На территории леса близ дороги, ведущей от дачи, и со стороны шоссе были вывешены серые прямоугольные доски с надписями на них черными буквами на немецком и русском языках: «Вход в лес воспрещен! За нарушение расстрел на месте».

Такие порядки были установлены немцами с середины августа 1941 года, и с тех пор Катынский лес стал недоступным для местных жителей местом, ибо никто не хотел рисковать своей жизнью.

Причины, по которым немцы стали тщательно охранять Катынский лес, первоначально были для меня неизвестны, и только затем, уже во время работы на даче в «Козьих горах», я узнала о том, что в Катынском лесу немцы совершали массовые убийства военнопленных польских офицеров.

4. Вопрос.

Что известно вам о расстрелах немцами польских военнопленных в Катынском лесу?

Ответ:

В нашей местности польские военнопленные появились в 1940 году. Откуда они прибыли в наш район, мне не известно. Мы знали, что это польские военнопленные по их характерной форме, в частности по особым четырехугольным фуражкам. До начала войны с немцами, в 1940 году и в 1941 году, польские военнопленные работали командами на дорожных работах. После того как местность была оккупирована немцами, часть поляков разбежалась по лесам. Немцы вылавливали польских военнопленных, и нам зачастую приходилось видеть, как немецкие солдаты гнали военнопленных поляков группами в несколько десятков человек по шоссе. Такие группы польских военнопленных, конвоируемых немцами, я видела как до начала моей работы на даче в «Козьих горах», так и после этого, идя на работу или возвращаясь домой.

Первоначально, работая на даче в «Козьих горах», я не замечала в поведении немцев, живущих на даче, ничего особенного. На даче размещалась воинская часть под названием «537-й саперный батальон». Командиром этого батальона был обер-лейтенант Арнес, помощником его являлся обер-лейтенант Рекс, кроме них был еще один офицер, лейтенант Хотт. Всех этих лиц я могу опознать в лицо. Обер-лейтенант Арнес был человеком высокого роста, лысый, он всегда носил роговые очки.

Всего на даче проживало офицеров и солдат примерно тридцать человек. Я и две других русских работницы должны были убирать помещение, работать на кухне, стирать белье. Нужно отметить, что производить уборку комнат нам разрешали только в присутствии немецкого солдата. Кроме того, немец-переводчик неоднократно говорил мне, Конаховской и Михайловой от имени обер-лейтенанта Арнеса, что мы должны уметь держать язык за зубами и никому не рассказывать о том, что делается на даче.

Но вначале мы сами ничего не замечали, а потому предупреждения переводчика мне казались ненужными. Казалось лишь странным, что до шоссе нас всегда заставляли идти только одной лесной дорогой, а по краям этой дороги были прибиты те же доски с надписями «Вход в лес воспрещен! За нарушение расстрел на месте». До шоссе по лесной дороге нас обычно также сопровождали немецкие солдаты, так что шли мы как бы под конвоем, но для чего это делалось и что скрывали от нас немцы в Катынском лесу, мы не знали.

Однако в конце августа и в сентябре 1941 года на дачу в «Козьих горах» стали почти ежедневно прибывать большие крытые темного цвета брезентом грузовые машины. В эти же дни на дачу обычно приезжали какие-то немецкие солдаты, очевидно, не принадлежащие к 537-му батальону, так как на погонах у них не было цифр «537». Солдаты эти обычно приезжали на дачу за несколько часов до прибытия машин. Примерно за час до прибытия машин на дачу приезжие немецкие солдаты уходили в лес. От солдат, проживавших все время на даче, приезжие отличались тем, что носили пистолеты в кобурах, а у постоянно проживающих на даче солдат этого оружия не было. Вместе с приезжими солдатами в лес уходили все немецкие военнослужащие, проживавшие на даче. В частности, уходили в лес обер-лейтенант Арнес, обер-лейтенант Рекс, лейтенант Хотт.

На даче оставался лишь дежурный телефонист у аппарата. Он часто звонил куда-то по телефону, я думаю, что проверял посты.

Обычный распорядок жизни на даче в дни, когда прибывали машины, также менялся. В солдатском казино ставились дополнительные кровати. На кухне готовилось большое количество пищи. Кладовщик отпускал также значительное большее, чем обычно, количество спиртных напитков.

Наконец, в те дни, когда на дачу прибывали автомашины, мы обязательно должны были топить баню. Ушедшие в лес солдаты возвращались обратно на автомобилях. Они прежде всего шли в баню, мылись там и только затем отправлялись обедать. Во время обеда солдаты пьянствовали.

Может быть, я не стала бы задумываться над тем, что делают солдаты в лесу, если бы не особый режим, которому подвергали меня и других русских работниц на то время, когда немецкие военнослужащие уходили в лес. Нам категорически запрещали оставаться одним и, как правило, загоняли на кухню, откуда мы не могли никуда отлучаться.

С другой стороны, я обратила внимание на звуки выстрелов, которые начинали доноситься до нас из леса через некоторое время после того, как немецкие военнослужащие покидали дом.

Однажды я спросила у кладовщика – немца Изике, немного владевшего русским языком, – что происходит в лесу. Изике относился к русским работницам, пожалуй, несколько более терпимо, чем другие немцы. Мой вопрос поверг Изике в крайнее смущение. Он даже покраснел, а потом заявил, что в лесу происходят военные учения, о которых не следует никому говорить. Ответ Изике был настолько очевидно неправдоподобен, а сам Изике так сильно смущен моим вопросом, что после этого я стала еще внимательнее присматриваться к тому, что делалось на даче в «Козьих горах» в дни приезда автомашин.

Все наблюдения привели