пьянство и разложение аппарата. После его снятия поступило распоряжение от БАЛАЯНА об отзыве его в отдел кадров Центра и, несмотря на мои протесты, был назначен начальником 3 отдела УНКВД Кировской области к ЮРЕВИЧУ.

Заняли линию компрометации меня как Начальника Управления перед аппаратом. Ловили работников Ивановского УНКВД, приезжающих в командировку в Москву и рассказывали им, что ЖУРАВЛЕВ является политически сомнительным человеком и что на него собирается компромат. Это делал ЮРЕВИЧ, КЛЮХИН и РАДЗИВИЛОВСКИЙ.

Приезжающие работники из Москвы все эти «новости» распространяли среди аппарата. Об этом мною было написано письмо Народному Комиссару и 20 июня лично доложено. Но он мне, по этому вопросу, ничего не сказал.

Третье, самое главное, начали тормозить разворот серьезных следственных дел по Ивановскому УНКВД, не давать санкции на арест активных заговорщиков, особенно, внутри нашего аппарата, и прямо повели линию на смазывание этих дел, из которых я остановлюсь только на двух главных.

Первое дело – это по вскрытой контрреволюционной правотроцкистской шпионской организации в самом аппарате УНКВД. Когда мною были арестованы работники Ивановского УНКВД: КЛЕБАНСКИЙ, ДУБИЦКИЙ, ГРЫЦАН, ЧАНГУЛИ и др. Нам через них удалось установить, что в аппарате, примерно с 1932 года, существует крупная контрреволюционная организация из числа работников НКВД, значительная часть которых разъехалась по различным городам Советского Союза и работает в нашем аппарате на ответственных должностях.

Следствие установлено, что некоторые заговорщики, помимо контрреволюционной деятельности по подготовке государственного переворота в стране, были завербованы японской разведкой ШИМАНУКИ, (находившейся под видом стажировки по линии авиации в г. Иванове, с мая 1933 года по август 1934 года, потом – до февраля 1938 года – в Москве, при японском военном атташе) и вели активную шпионскую работу в пользу Японии.

Другая часть заговорщиков являлась активными немецкими и польскими шпионами. Об этом мною была послана докладная записка 29 мая с. г. за № 1/381 в адрес Народного Комиссара и его заместителя и, кроме того, посылались систематически протоколы в эти же адреса.

Об этих материалах и делах стало известно РАДЗИВИЛОВСКОМУ и компании, очевидно, через секретариат НКВД. Поднялся, в буквальном смысле, вой о том, что в Иванове создают дутые дела на сотрудников и т. д.

Разворачивая следствие по этому делу, придавая ему исключительное значение, ч поставил перед Народным Комиссаром и его заместителем вопрос об аресте активно проходящих заговорщиков и шпионов, в том числе, ШРЕЙДЕРА – бывшего начальника УРКМ Иваново, переброшенного из Иваново, одновременно с РАДЗИВИЛОВСКИМ, в Казахстан на должность помощника Народного Комиссара и КАМЕНСКОГО – бывшего начальника ЭКО УНКВД Иваново, последнее время работавшего в Москве в должности начальника ДТО железной дороги им. Дзержинского (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

Первая справка на арест КАМЕНСКОГО мною была послана 22 марта с. г., на нее поступила шифровка за подписью Фриновского, санкционирующая арест КАМЕНСКОГО. 4 апреля с. г. я командировал в Москву сотрудника для производства ареста КАМЕНСКОГО и предложил ему провести эту работу через 2 отдел. Он обратился к заместителю начальника отдела ЕВГЕНЬЕВУ, который ему заявил, что санкция на арест КАМЕНСКОГО отменена и предложил сотруднику возвратиться обратно.

На ШРЕЙДЕРА первая справка на арест была послана 5 апреля с. г. Ответ не получил. Получив дополнительные данные на ШРЕЙДЕРА, я вторично, 8 мая с. г., поставил вопрос о его аресте. Также ответ не получил.

После этого, написав обстоятельную записку на имя Народного Комиссара и его заместителя, по этому делу, 29 мая я снова, в третий раз, просил санкционировать арест ШРЕЙДЕРА. Ответа, также, как и в первых двух случаях, не получил.

В начале июня с. г. в Москву был командирован заместитель начальника УНКВД тов. НОРЕЙКО. Я поручил ему доложить все материалы по этому делу Народному Комиссару или его заместителю и просить санкционировать арест ШРЕЙДЕРА, КАМИНСКОГО и др. Возвратившись из Москвы, тов. НОРЕЙКО мне доложил, что он был у заместителя Наркома и, когда начал докладывать это дело, то оказалось, что он совершенно не знает о посланных нами материалах. Заместитель Наркома вызвал оперативного секретаря комбрига УЛЬМЕР и потребовал у него объяснения, почему он не доложил ему этих материалов (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

По словам тов. НОРЕЙКО, в заключение УЛЬМЕР обещал разобраться с этим делом и решить вопрос об аресте лиц, о которых мы просили.

С этого момента прошло полмесяца, ответа снова не поступало, а дело нужно было разворачивать, т. к. весьма опасные государственные преступники находились на свободе, и я совершенно не был уверен в том, что им не будут известны показания об их принадлежности к контрреволюционной организации через имеющиеся связи в Наркомате. Я тогда решил сам выехать с докладом в Москву и просил у УЛЬМЕРА разрешения на выезд. Разрешение мне было дано, прибыл я 19 июня. Товарищ ФРИНОВСКИЙ меня принять не мог, в связи с отъездом в командировку, и я 20 июня был принят Народным Комиссаром и ему подробно доложил дело и справки на арест: ШРЕЙДЕРА, КАМЕНСКОГО, ФЕДУЛЕЕВА, МАСЛОВА, НЕВСКОГО и БУЛАЧЕВА (фамилии подчеркнуты красным карандашом. – А. Д.).

Когда Народный Комиссар знакомился со справкой на арест ШРЕЙДЕРА, то он спросил меня, почему я до сих пор не ставил вопрос о его аресте. Я ему на это ответил, что уже четвертый раз ставлю вопрос о его аресте, но мне санкцию на арест [ШРЕЙДЕРА] не давали. В ответ на это оно бросил фразу: «Очевидно, не доложили».

При рассмотрении справок Народным Комиссаром было дано распоряжение об аресте ШРЕЙДЕРА и ФЕДУЛЕЕВА. Справки же на БУЛАЧЕВА (начальник 3 отдела Красноярска), МАСЛОВА (начальник отделения 1 отдела НКВД СССР), НЕВСКОГО (начальник ДТО Новосибирской железной дороги) он оставил у себя.

В отношении же КАМЕНСКОГО я ему доложил, что на него была санкция на арест ФРИНОВСКОГО, но, по неизвестным для меня причинам, была отменена. Он сказал, что разберется.

Таким образом, и после этого доклада, санкция на арест КАМЕНСКОГО дана не была до тех пор, пока я, уже с Вашим приходом в Наркомат, не возбудил третий раз вопрос об аресте КАМЕНСКОГО 17 сентября 1938 года. В двадцатых числах сентября Вами была дана санкция на арест КАМЕНСКОГО. Он был арестован, направлен в Иваново и, как Вам известно, признался в активном участии в правотроцкистской контрреволюционной организации с 1932 года. МАСЛОВ и БУЛАЧЕВ до сих пор не арестованы и находятся на свободе (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

Докладывая Наркому