— Хорошо, — проворчал Ори пару секунд спустя. — Но я не в состоянии взаимодействовать с мясом, ты же знаешь.

— Зато я еще как в состоянии. Открой тропу в Лайстовиц, а дальше я разберусь.

Паук вздохнул.

***

А потом оришейва приподнял одну из своих лап и слегка покрутил ей в воздухе, что-то заунывно бормоча. Нога исполинского паука засветилась глубинным багровым цветом, и он потянулся ею куда-то вбок, будто хотел достать до какой-нибудь чашечки или деликатеса на полке на собственной кухне. Его бормотание стало громче, потом дошло до торжественной высокой ноты, и вдруг в подземелье появилось бесчисленное множество слабо серебрящихся нитей-паутинок…

Они шли отовсюду — и всюду: сквозь стены, потолок, пол, причудливо пересекаясь. Некоторые нити были тоньше, другие — плотнее. По одной штуке прошивали меня и Мокки Бакоа насквозь в области сердца, еще две дырявили Тилваса Талвани.

Паучья сеть…

Я немного знала об оришейве, но мне показалось, что эти нити похожи на энергические каналы, связывающие все вокруг нас.

Ори своей лапой подцепил одну из нитей и потянул на себя.

— Лайстовиц… — бурчал паук. — Лайстовиц, Лайстовиц… Придется сделать пересадку.

— Ничего страшного, — благосклонно кивнул артефактор.

Оришейва проделал с выбранной нитью какие-то манипуляции, тогда как все остальные каналы угасли, вновь став прозрачными. Другой ногой паук очертил на полу окружность, которая засияла глубоким черничным цветом. Ори натянул нить вниз так сильно, что она, казалось, готова лопнуть — и коснулся ею пола. Нарисованный черный круг тотчас превратился в бурлящую воронку.

— Готово, — объявил паук.

— Замечательно. Джеремия, Мокки, подойдите ко мне, пожалуйста, — попросил Тилвас.

Я шагнула вперед, сильно подозревая, что Бакоа сейчас выскажет все свои многочисленные сомнения на счет происходящего, а может даже устроит миниатюрную мясорубку. Но вор, как ни странно, с абсолютным спокойствием и какой-то пугающей покладистостью выполнил просьбу Талвани. Хм. Ну ладно.

Я остановилась на границе черного варева булькающей червоточины и подняла глаза на артефактора.

— И что теперь?

На слепые молочные глаза оришейвы мне смотреть не хотелось.

— Теперь будет немного странное ощущение, — объяснил Тилвас. — Не отпускай меня в процессе, договорились? А то потеряешься в энергических потоках Шэрхенмисты, и всё. Будешь максимум как невнятная тень в зеркалах заброшенных особняков появляться, уборщиков пугать, а реально твоего тела уже не останется… Мокки, и ты тоже держись. Я вижу по блеску твоих глаз, что тебе многое хочется сказать, а еще, кажется, нехило меня отдубасить, но чтобы это желание осуществилось, надо добраться до Лайстовица, а для этого — взять меня за руку и умудриться пробыть в таком состоянии минут десять…

— Хватит трепаться, Талвани, — процедил Бакоа, и, скривившись, сам сомкнул руку на запястье артефактора в стиле живых кандалов.

Я предпочла чуть более классический вариант: ладонь в ладонь, за что получила пугающе дружелюбное пожатие от аристократа.

— Пересадка будет на Дварф-Гауче, — сказал оришейва.

— Отлично, — согласился Тилвас. — Тогда спасибо и до связи.

А потом он шагнул в червоточину и подтянул меня за собой. Мокки шагнул сам. Полмгновения ничего не происходило, затем амулет в виде двуглавого ворона на груди артефактора буквально надулся изнутри, взбухнув стеклом так сильно, что я испугалась — лопнет. Глаза Тилваса вновь засветились оранжевым, зрачки стали вытянутыми, а ухмылка — странно-чужой. И тотчас я почувствовала, как невидимая сила хватает меня за майку — совсем как паук оришейва полчаса назад — и куда-то тащит, прямо-таки выдергивает. Хорошо хоть, целиком, а не только внутренности!

— Держись, Джерри! — повторил Талвани.

И я держалась. Мир превратился в безумные всполохи алого цвета — будто языки пламени с вожделением облизывали реальность — а я вцепилась в ладонь артефактора — горячую, крепкую, всю в саже — и разрешила невидимой нити тащить меня чуть ли не за пупок в неизвестном направлении. Ни Тилваса, ни Мокки не было видно — только море алых огней вокруг и внутри.

В какой-то момент случилась "пересадка".

Это произошло так: мы вдруг снова оказались в нашем пласте реальности (не знаю, как обозначить это иначе), причем в каком-то… этническом ресторане, что ли. С трудом я припомнила, что Дварф-Гауч — это городок с большим анклавом кошкоглавых, расположенный на западе нашего острова. И действительно: вокруг в огромном количестве сидели на низких скамеечках и за квадратными столиками кошкоглавые. Разносчица-рысь с кокетливыми кисточками на ушах, увидев нас, так и грохнула поднос с оранжевыми плошками креветочного супа, и со всех сторон донеслось злое рычание и урчание.

— Продолжаем держаться! — приказал Тилвас и в ответ так ощерился на кошкоглавых, что бедняги обмерли на своих местах. А артефактор сделал шаг вперед — мы с Мокки за ним — и под его ступней вдруг забурлила еще одна червоточина.

Ощущение «дергания за ниточки» повторилось.

А еще несколько минут спустя все закончилось.

Первым делом я почувствовала под своими босыми ступнями мягкий и немного влажный мох. Потом появилось птичье пение — многоголосое, торжественное и совершенно незамутненное: так могут петь только птицы, которых не донимают круглыми сутками скачущие мимо кэбы, всадники и гаррары, не перекрикивают торговцы и не отстреливают из арбалетов гильдийцы в плохом настроении…

Затем возник шум падающей воды. Когда огненные всполохи окончательно угасли, появилась и картинка.

Как красиво!..

Мы втроем стояли в центре потаенной изумрудной долины, спрятанной среди темно-синих и острых гребней гор. Причем с большинства склонов текла вода — узкие и широкие, но неизменно высокие водопады обрывались куда-то далеко вниз, насыщая воздух миллионами крохотных капель. Солнце стояло высоко в синем небе, мимо него то и дело стаями проносились птицы.

Под ногами был мох, нежная, мягкая трава и мириады нежно-розовых цветов. Рядом с нами раскинулись какие-то древние развалины — белоснежно-парадные колонны и портики забытого храма или, возможно, обсерватории. Вся долина состояла из таких пластов земли, для каких у геологов наверняка есть специальное и умное название, а вот мне они больше всего напоминали рассыпанные щедрой рукой зеленые чипсы. Вдалеке я увидела горный тоннель, явно ведущий прочь из долины, и рядом с ним — несколько очаровательных избушек с соломенными треугольными крышами. Вдоль всех окружающих нас скал земля обрывалась, заставляя центр долины будто парить в невесомости — по краям находились глубокие ущелья, и моя драматургическая душа решила, что надо обязательно заглянуть вниз, восхититься, но сначала необходимо поговорить о, кхм, насущных проблемах с Тилвасом Талвани.