Перед «Пингвином» их следовала целая стая — не менее 120 особей. То парами, а то и целыми группами они выпрыгивали из воды, напоминая отлично тренированных атлетов. А удивительная похожесть этих животных, словно одетых в одинаковую спортивную форму, делала зрелище еще более похожим на гимнастические соревнования. Натуралисты утверждают, что дельфины могут плавать со скоростью до 9 узлов. «Пингвин» же шел со скоростью 19 узлов и быстро догонял стаю. Когда форштевень вспомогательного крейсера оказался среди дельфинов, стая разделилась на две группы, которые ушли одна влево, другая вправо, попутно выделывая воистину немыслимые кульбиты. Теперь в их движениях чувствовалось не спокойное изящество, а паника. Там, где появляется человек, исчезает гармония природы.

Приближалась ночь. «Пингвин» находился вблизи своей следующей цели — южной оконечности острова Тасмания, где предполагалось заминировать подходы к порту Хобарт.

Доктор Хассельман записал в своем дневнике:

«Мы подошли с юга к западному входу. Небо было покрыто облаками, но являло собой весьма красочную картину.

Горизонт был озарен вспышками, а под тонким слоем белых облаков светился кроваво-красный закат. Яркие зигзаги молний, казалось, вычерчивали в сгустившихся сумерках контуры арок, куполов и башен.

Когда солнце село, горизонт окрасился зеленым цветом. Море светилось, а оставшиеся облака ловили свет, становясь пурпурными и фиолетовыми.

Ни один художник в мире не сумел бы передать это буйство цвета, для этого обычных красок палитры явно недостаточно…»

Из-за перехода части людей на «Пассат» численность команды «Пингвина» уменьшилась, поэтому оба доктора и санитары теперь имели дополнительные обязанности. Доктор Хассельман был назначен в вахту лейтенанта Габе. Габе был веселым и жизнерадостным молодым человеком. За время похода он отрастил себе небольшую бородку клинышком, которой чрезвычайно гордился. В дополнение к этому он сильно загорел, а пережитые в море испытания придали его юной физиономии более зрелые черты. Хассельман знал, что предстоит работа, поэтому постарался заранее сделать все возможное, чтобы освободиться от своих основных обязанностей. Дело в том, что он был не только хирургом, но и дантистом.

С начала и до самого драматического конца боевого похода «Пингвина» на здоровье членов команды грех было жаловаться. Ни один человек не заболел серьезно. Единственная работа, которую выполнял Хассельман помимо помощи раненым, заключалась в лечении нескольких травм, двух или трех случаев не слишком тяжелых заболеваний, пары-тройки неприятных ожогов и удалении аппендикса у лейтенанта Левита.

«В обычной обстановке дополнительные обязанности вахтенного могли бы показаться весьма обременительными, — записал Хассельман в своем дневнике, — но обстановка была какой угодно, но только не обычной. Все вокруг вызывало живейший интерес. Удастся ли мне, например, еще когда-нибудь увидеть южное сияние?»

Окрестности Хобарта изобиловали высокими, голыми, даже, пожалуй, отполированными рифами. «Пингвин» снизил скорость, чтобы зайти к своей цели по дуге с северо-востока и быть на месте к ночи. Набежавшие темные облака облегчили задачу, и за ночь на двух входах в порт Хобарт были благополучно установлены все мины.

Интерес команды к процессу минирования постепенно угас, исчезло напряжение первых дней. Теперь члены команды, не занятые этой работой, игнорировали происходящее и продолжали сидеть в столовой и играть в карты. Среди них были первоклассные игроки, увлекавшиеся картами на суше и принесшие свое увлечение на борт.

Когда «Пингвин», следуя в западном направлении, огибал южную оконечность острова Тасмания, темные предвестники шторма выполнили свое мрачное пророчество. Шторм налетел внезапно и сразу продемонстрировал свою ярость. Под все возрастающим напором ветра море на краю Антарктики превратилось в кипящий котел. Крюдеру надо было идти на запад, то есть прямо в шторм. Он не имел возможности ни уклониться, ни обойти его и, естественно, не мог искать укрытия в гавани. Шторм лютовал трое суток. Иными словами, в течение трех суток дули ветры ураганной силы, а по морю катили гигантские водяные валы. Двигаясь на средней скорости навстречу шторму, «Пингвину» удалось за трое суток одолеть 45 миль. При хорошей погоде на это ушло бы три часа.

Человеком, получающим искреннее удовольствие от шторма, был метеоролог лейтенант Ролль. Для него край Антарктики, по которому двигался «Пингвин», был зоной удивительных открытий и ценных наблюдений. Именно здесь зарождались огромные волны, которые британские моряки называли «властелинами глубины». Штормы, продолжающиеся пятьдесят, сто и даже сто шестьдесят часов, не являются здесь чем-то необычным, а скорость ветра нередко превышает 20–30 метров в секунду, то есть достигает скорости летящего снаряда. Это была новая и чрезвычайно интересная для лейтенанта Ролля страна.

Доктор Хассельман тоже интересовался погодой, но это был интерес художника, а не ученого.

«Ураган произвел на меня незабываемое впечатление, — записал он в дневнике. — Во время шторма я обычно проводил все свободное время на палубе, наблюдая за чудовищными силами, вырвавшимися на свободу. На палубе везде натянуты спасательные леера, и наши матросы, уже привыкшие к здешней погоде, передвигаются вполне нормально. Но я должен признаться, что спать, когда над ухом завывает ураган, а волны имеют высоту средней горы, очень тяжело. Единственный выход — гамак. У всех нас фиксированные койки, от которых в шторм мало пользы. Я повесил у себя гамак — от иллюминатора до двери — и теперь сплю прекрасно.

Иногда крен достигает 24 градусов, и если ты в этот момент обедаешь, тарелки съезжают с поднявшегося края стола и падают на тебя или на пол».

Погода в конце концов сменила гнев на милость, и «Пингвин» взял курс на залив Спенсер, расположенный к западу от Аделаиды. Он подошел с юго-запада. Незадолго до полуночи Чарли Брунке доложил, что радист с судна береговой охраны только что закончил болтать со своими коллегами на береговой станции.

— Они пожелали друг другу спокойной ночи, — доложил он, — и, я не сомневаюсь, отправились отдыхать.

В любом случае никто из них не мог слышать звук колокола на борту «Пингвина», отмечавший сброс за борт очередной мины. Минные поля, созданные «Пассатом» и «Пингвином», теперь тянулись не только от мыса Катастрофы на западе залива Спенсер до мыса Вест на полуострове Йорк, где ходили суда в Порт-Пири и Аугусту, но также ждали своего часа в проливе Инвестигейтор и проходе Бакстерс, через которые проходили морские пути в гавань Аделаиды.

Занимался рассвет. Над восточным горизонтом появилось пятнышко света, которое становилось все больше и ярче, и вскоре на него вползло солнце. Справа по борту виднелась темная тень, очертаниями напоминающая спину кита, — это была земля вдоль залива Спенсер, когда-то бывшая целью знаменитых парусников. «Привейл», «Падуа», «Пассат» и «Пинас» когда-то участвовали в самой длительной гонке на земле.

«Пингвин» изменил курс. Его задача была выполнена. И он лег на курс, который должен был привести его к месту встречи с «Пассатом».