– Не жалеешь, что не нашли сокровища? – спросил у Ольги Никита.

– Не-а. – Она лениво потянулась, довольная и сытая. – Жили мы как-то раньше без них и дальше проживем. Зато можно больше не беспокоиться о трупе несчастного племянника, убитого неизвестной преступной группировкой.

– Обо всех ты беспокоишься. За жулика переживала...

– Ну, его правда жалко, Никит. Он ведь нам не поверил, что мы не гоняемся за деньгами.

– Ты про него забудь. Хочешь завтра в Мон-Сен-Мишель?

– Хочу. Наконец-то.

– Поедем.

Софи (Ольга, конечно, вспомнила, что ее имя значилось в распечатке, которую выдала Коринн в отеле) весело рассказывала, как строила путешествие за сокровищами для «племянников господина Левассёра» – от найденной в архивах реальной истории о французском мальчике, ухаживавшем за раненым пленным немцем, до изучения списков погибших, сопоставления имен и мест. Все это требовало громадной работы, одно сопоставление имен на могилах и названий населенных пунктов, замков и прочих объектов – титанический труд. Женька вслух выразил восхищение тем, как Софи знает местность и историю. Никита ввязался в спор о каких-то фактах, касавшихся высадки, но Ольга почти не слушала, что он говорит. Ей достаточно было смотреть, как он доказывает, жестикулирует, смеется, как подносит к губам бокал с вином и останавливается, слушая собеседника, а потом словно бы вспоминает о вине – и отпивает.

Все эти жесты были Ольге знакомы, появилось несколько новых, и она надеялась, что ей удастся их изучить.

Она была права, согласившись на эту поездку в Нормандию. Может быть, дело не только в том, что давно нужно было побеседовать с Никитой или просто, без слов, понять друг друга. Может, дело еще и в этой земле, на которой они оказались. Здесь, где много вспоминали о прошедшей войне, память о которой саднила для целого мира, все вдруг сошлось в одну точку, все сплелось в единый и понятный узор. И остатки орудийных батарей, и ковер, который Матильда приказала вышить для Вильгельма, потому что любила, и прохладные кресты на кладбище Коллевиля, и шторм, пришедший с моря, и старые стены, и чемоданчик господина Левассёра, и эти фонарики в саду, похожие на спящих бабочек... Ольга не могла объяснить словами, какая именно между ними связь – между ними и нею с Никитой, но связь определенно была, жесткая, прочная, которая больше никуда не исчезнет.

Может быть, любовь и есть приключение, подумала Ольга. Самое большое и главное приключение на свете, которое никогда не надоест.

Никита постучался к ней почти сразу после того, как разошлись по номерам. Ольга открыла ему, он шагнул вперед, закрыл за собой дверь, обнял Ольгу, и так они стояли минут пять, просто дыша друг в друга.

Затем Никита сказал в Ольгину почти блондинистую макушку:

– Вспомнила, из-за чего мы поссорились?

– Из-за принципов.

– Нет, Оль. Мы поссорились потому, что оба были упертые, как бараны. – Он немного отодвинул ее от себя, чтобы заглянуть в лицо. – Я думал потом. Мы ведь друг друга знали с детства и привыкли, что мы всегда – один за всех, все за одного...

– И что втроем мы – Портос, – закончила Ольга.

– И это тоже, – согласился Никита. – Но, наверное, мы с тобой перестали в какой-то момент различать, где из нас кто. Мы слишком много бывали вместе. Потому взрыв оказался таким сильным. Каждому нужно личное пространство, а мы как-то сразу от него отказались.

– Малиновский, – сказала Ольга, трогая родинку у него на шее, – ты пьян и потому говоришь много-много правды.

– А ты со мной соглашайся, соглашайся, – предложил Никита. – Это пойдет на пользу делу.

– На пользу делу пойдет, если мы в кроватку ляжем, – жалобно протянула Ольга. – Ноги не держат.

– Никакой в тебе, Шульц, романтики нет, – с удовольствием сказал Никита, отпуская Ольгу. – А раз так, то я практично задерну занавески, чтобы подлое французское солнышко не разбудило нас рано утром.

Он подошел к окну, взялся за края портьер, но замер, глядя на улицу.

– Оль, иди сюда.

– Что такое?

– Иди-иди.

Ольга подошла и опасливо выглянула из-за Никитиного плеча.

Окна их номера выходили в сад, где уже давно погасли огоньки, а стол, за которым ужинала веселая компания, унесли в помещение. Поднявшаяся над лесом почти полная луна освещала открытую площадку, гравий блестел, как россыпь драгоценностей. От угла дома двигалась странная тень – маленькая, сутулая, тащившая на плече нечто длинное – и тут Ольга сообразила, что это лопата. Тень постояла пару мгновений на освещенном пространстве, словно принюхиваясь, а потом канула в саду.

– Ты смотри-ка, упорный. – Никита восхищенно цокнул языком. – А я и не заметил, что он снова за нами подался.

– Где он копать собирается?! Там же ни черта не видно!

– Под елкой, – убежденно сказал Никита, и тут Ольга, чьи глаза привыкли к полутьме, уловила под здоровенным деревом бодрое движение. – Где же еще? Мы ведь тоже хотели там. Больно эта елка... подозрительная.

Спустя мгновение на площадку вылетели комья земли.

– Он дереву не повредит? – заволновалась Ольга.

– Ты уж реши, кого тебе больше жалко – его или дерево.

– Я не знаю. А нам не нужно позвать кого-нибудь?

– Нет. – Никита решительно задернул занавески и подтолкнул Ольгу к кровати. – Пусть копает, бедолага. У каждого должен быть шанс найти свое сокровище. Я вот справился, пускай теперь он попробует.

Посреди дороги стояла корова.

– Да, дети мои, – сказал Женька, – вот это и называется кармой!

– Это называется коровой! – Ольга смотрела на часы. – Мы, конечно, еще не опаздываем, но вы же помните, какой запутанный этот «Шарль де Голль»...

Никита посигналил. Корова даже не повернула головы. Это была прекрасная нормандская корова, и от достопамятной 5023-й ее отличал только номер – 4725, более светлая шкура и другое расположение шоколадного цвета пятен. Иных принципиальных отличий Ольга не заметила.

– Если метров двести назад сдать, – вспомнил Никита, – то там будет объезд. По сельской дороге, конечно, зато Зорьку не прикончим.

– Может, опять местный поедет, как в тот раз? – с надеждой произнесла Ольга.

Но дорога была пуста. Рассвело совсем недавно, а выдвинувшиеся из отеля пораньше путешественники торопились, чтобы не опоздать на рейс в парижском аэропорту.

– Франция спит, – провозгласил Никита. – Боже, храни Францию!

– Король умер, да здравствует король! – тут же откликнулась Ольга.

– Что, так и будем стоять? Или поедем?

– Ильясов, я ей сигналю. Она не уходит. Сдавать назад, конечно, практично, но неспортивно.