Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она закрыла глаза, стараясь собраться с мыслями. Тамнаргун сказал смотреть под ноги, а не озираться по сторонам.
«Хорошо, сначала я увидела левый рукав «вагона», туда и пойду. И буду смотреть под ноги», - решила она и сделала несколько шагов, но тут же вернулась назад. Что, если она перепутала? Коридоры выглядели совершенно одинаково, а она в панике несколько раз обернулась вокруг себя, - «Что, если право – это теперь лево? Боже, я уже схожу с ума, а ведь не сделала ни единого шага!»
Она стояла, покачиваясь, в переходе и чувствовала, что ей становится трудно дышать, стены, теряющиеся во мраке, казалось, дернулись и поползли на нее с двух сторон. Она сделала шаг, второй… Все равно, куда – главное двигаться. Сознание немного проя́снело, и тут ей пришло в голову, что, может, и нет разницы – вперед или назад, раз они отражение друг друга? Это ее приободрило, и она двинулась быстрее, украдкой поглядывая на проплывающие мимо головы сидящих. Мужчины и женщины, старики и дети. Неужели все безумны? Неожиданно прямо перед ней поднялся мужчина, вышел в проход и двинулся на несколько шагов впереди. Она замерла, давая ему отойти подальше, и вдруг почувствовала холодные пальцы, сжавшие ее запястье.
- А… это ты… Рыжая Романова…
Дарья взвизгнула и вырвала руку. Визг ее разнесся звонким эхом по тоннелю, тревожа «пассажиров». Бормотание и ропот усилились. Головы стали поворачиваться к ней. Желая спрятаться, Дарья уселась на свободное место через проход от «Госпожи Романовой» и, потирая руку, коснулась ее несмелым взглядом…
«Госпожа Романова» оказалась именно такой, как Дарья себе всегда и представляла. Миловидная женщина лет сорока, закутанная в шелковый халатик с райскими птицами. Мелкий барашек вытравленных пергидролью волос, на ногах – пошлые домашние туфли без задника с розовыми помпонами. Черты лица- мелкие, невыразительные, а губы глумливо и презрительно кривятся, то и дело обнажая желтоватые зубы.
- Что? Съела? – ухмыльнулась «Госпожа», по-своему истолковав испуганный Дарьин взгляд, - Думала, не выведу тебя на чистую воду?
Дарья молчала, помня предостережения Тамнаргуна.
- То-то и оно, - женщина победоносно подмигнула, - Ты сходи к своим и спроси, кто ты. А то каждый норовит примазаться. А я вас, Рюриковичей, сразу вижу. Даже с закрытыми глазами.
Словно в подтверждение своих слов, она закрыла глаза и отвернулась. Дарья набрала в грудь воздуха, но вовремя опомнилась. Что это она? Неужели хотела начать спор?!
Глава 15
Она поспешно поднялась и двинулась на мигающий свет, который своей широкой раскачивающейся спиной загораживал ушедший далеко вперед мужчина. Пробивающееся сквозь жуть любопытство требовало от Дарьи разглядывать встречающихся по бокам людей. Может, увидит и «Унылого гомосека» и «Пыр-дыра» и «А-жи-жу!»… Но она боролась с собой и глядела строго под ноги, на неразборчивое и хаотичное покрытие пола. Ромбики, квадраты, крашеная белым доска, вытертый, рыженький линолеум, плешивый ковролин, крапчатый псевдо-мрамор …
«Это же - мешанина из больничных полов!», - поняла она. Пестрота и рябь перед глазами утомляла, путала мысли, сводила… с ума, но она не решалась оторваться от нее, боясь воздействия более сильного - от неясных теней, проплывающих по бокам. Вальяжно развалившихся, сжавшихся в комочек, угрюмо склонивших головы, нервно подергивающихся, монотонно раскачивающихся… Время от времени кто-то неожиданно вставал, выбирался в проход и начинал шагать впереди. Один раз она почувствовала грубый толчок в спину и, потеряв равновесие, плюхнулась на скамью.
- Прочь с дороги, убогая! – прошипел некто, склонившись. Дарья, ни жива, ни мертва, в неверном свете смогла разглядеть лишь кудлатую бороду и косящие к носу глаза, - Не видишь, что ли? Гуси разбежались!
Он быстро пошел по проходу, но вскоре вернулся и снова навис над ней. Дарья сжалась, прикрывая голову, уверенная, что он непременно ее ударит. Но тот лишь повторил веско и внушительно: «Гуси, мать твою!» и строевым шагом снова двинулся прочь.
Дождавшись, когда его спина сольется с другими, покачивающимися далеко впереди, Дарья продолжила путь. Тоннель изначально показался ей бесконечным, но спустя несколько минут она уже оказалась у выхода.
Перед ней раскинулся зловещий ландшафт – каменистая пустошь под низким, темно-серым небом, с которого хлестал косой дождь. Чуть поодаль, справа, темнел лес, где каждое из деревьев имело несколько стволов и лишь одну крону, от чего тот выглядел застывшим стадом немыслимых, криволапых животных. Среди стволов что-то шевелилось, шныряло, бликовало самоварным золотом.
Дарья отвернулась – ей совершенно не хотелось знать, что это.
По пустыне бродили люди. Большинство – потеряно и праздно. Кто-то без конца размахивал руками, словно отгоняя рой ос; кто-то гусиным шагом отмерял по кругу одному ему ведомые расстояния, кто-то стыло и покинуто сидел на голых камнях, вперившись в одну точку; многие, сломя голову, бегали, поскальзываясь, падали и снова поднимались.
Дарьино внимание привлек один из таких бегунов. Сморщенный, голый старик шагал, высоко задирая одну ногу и низко припадая на другую, и без устали размахивал зажатой в желтой лапе опасной бритвой. Жиденькие, мокрые волосы облепили череп, козлиная, скатанная бородка топорщилась вперед, вызывая смутные ассоциации с Доном Кихотом, глаза сияли весельем и куражом. Если на пути кто-то попадался, он с радостным гиканьем начинал его кромсать. Если же путь был свободен – кромсал себя самого, выпуская из порезов слабые потеки жиденькой, бурой крови.
Со стороны леса послышался нарастающий шум, и Дарья испуганно отступила назад, в тень. Через несколько секунд мимо протащилась дикая колесница. Ее тянули около сотни чудовищно искалеченных собак и кошек. Запряженные шейными удавками, они отчаянно перебирали передними лапами, ибо задние или отсутствовали, или не работали. Из распоротых животов свисали окровавленные, облепленные грязью внутренности, смешиваясь в единый тошнотворный клубок с соседскими. Животные путались в них, сбивались с ритма, опадали на камни, огрызаясь друг на друга и пытаясь укусить, но их тут же ударом длинного хлыста подбадривал «возница», восседающий в золоченой карете.
Дарья с ужасом разглядывала его. Жирный до такой степени, что едва умещался в повозке. Крошечная голова выглядывала неприметным бугорком из студенисто трясущихся