Это была надежда, пусть очень зыбкая, но в этот час Кана чувствовал, что она есть. И, поклялся, что когда он в следующий раз поднимается в космос, на нем не будет серо-зеленого мундира.

Корабль благополучно вышел из искривленного пространства, но из-за неопытности Кости и неточности его вычислений им оставалось еще два дня пути до порта Прайма.

Слабое «биип» привлекло внимание Ларсена и Каны к экрану над панелью, когда мастер лезвия и Кости спали и некому было объяснить значение крошечной точки света, движущейся по темной поверхности. Кана пошел поднимать Кости.

— Мы больше не одни, — констатировал пилот, протирая заспанные глаза. — Кто-то хочет убедиться, что мы благополучно перенесли полет… — Второй взгляд на экран полностью разбудил его. — Немедленно поднимите Хансу!

Когда Кана привел в рубку мастера лезвия, слабое «биип» превратилось в настойчивое гудение.

— Можете установить связь? — спросил Хансу.

— Если хотите. Но здесь не может быть торговых кораблей. Мы на крейсерском курсе. Только другой крейсер Патруля в состоянии настигнуть нас.

На планете, вооруженные, они знали бы, что делать перед лицом потенциального врага. Но в космосе чувствовали себя беспомощными.

— Установить контакт? — спросил Кости.

Мастер лезвия задумчиво тронул нижнюю губу, глядя на экран, как бы надеясь прочесть на нем «имя, звание и условия назначения».

— А нельзя ли этот экран, — казал он на панель, — использовать только для приема? Или мы автоматически передаем, когда мы включаем его?

— Можно. Но это покажется подозрительным.

— Пусть думают, что хотят. Нам нужно немного времени. Дадим несколько быстрых ответов, прежде чем покажем наши лица. Поэтому выключите теле перед выходом на связь.

Кости нажал несколько кнопок. По экрану пробежала яркая световая волна, и на нем возникло зкое скуластое лицо гуманоида с Проциона. Его безволосую голову покрывала фуражка патрульного офицера со «звездой и кометой», означавшими высшее звание.

— Что за корабль? — потребовал он с бессознательным высокомерием чиновника ВП.

Видеть офицер их не мог, но, должно быть, понял, что имеет дело с землянами. Кана вознегодовал и, обернувшись на Хансу, увидел, что не одинок в своей реакции.

— Дай, — протянул мастер лезвия микрофон из рук Кости и медленно заговорил, без выражения произнося каждое слово ан базовом торговом языке, стараясь сделать неразличимым свой акцент: — Это патрульный крейсер. Имя и регистрационный номер неизвестны. Мы нашил его покинутым и хотим вернуть соответствующим властям.

Патрульный офицер не обвинил его открыто во лжи, но на лице его ясно читалось недоверие.

— Вы направляетесь не на базу Патруля, — резко заявил он. — Какова ваша цель?

— Как будто он не знает… или не подозревает, — прошептал Кости.

— Мы доложим нашим старшим командирам в соответствии с законом, — ответил на вопрос офицера Хансу.

Узкое лицо начало зловеще удлиняться.

— Земляне! — Это слово прозвучало, как грязное ругательство. — Приготовьтесь к принятию отряда на борт…

И экран погас.

— Ну вот, — уныло заметил Кости, — едва мы попытаемся уйти, они сожгут нас из своих орудий…

— За мной!

Хансу был уже на полпути к двери. Остальные последовали за ним и вне поля искусственной гравитации жилых помещений добрались до переборок, где мастер лезвия открыл люк, за которым находился аварийный выход с двумя шлюпками. Шлюпки оказались невероятно маленькие, и Кана смотрел на них с недоверием, борясь со страхом оказаться в закрытом тесном помещении.

Хансу остановился у ближайшей шлюпки.

— Кости, возьмите вторую. Это удвоит наши шансы доставить рапорт. Если хоть один выживет, он обязан добраться до Прайма. Неудача может означать… в определенном смысле… гибель всей Земли. — Слова давались ему с трудом. — Дело важнее наших жизней. Ларсен, вы полетите с Кости. Введите маршрут на Землю. Приземлившись, двигайтесь к Прайму. Если сумеете… Выпросите, займите или украдите транспорт. И найдите Маттиаса, даже если путь к нему будет устлан трупами. Понятно?

Ни один из ветеранов не высказал удивления по поводу этого приказа. Хансу втянулся в шлюпку и Кана неохотно последовал за ним. Им обоим пришлось применить всю силу, чтобы закрыться изнутри. Затем Хансу пробрался на сидение пилота, а Кана занял второе место.

Мастер лезвия проверил показания всех приборов и включил двигатель, который должен выбросить их из корабля…

Сила удара была такой же, как при взлете с Фронна. Ребра Каны, еще не отошедшие после прошлого старта, заставили его испустить сдавленный крик…

Когда он смог повернуть голову, то увидел, что Хансу лежит, охватив ладонями подбородок, а глаза его устремлены на приборы.

— Мы свободны? Нам удалось уйти? — ошеломленно спросил он.

— Живы пока, — иронически ответил Хансу. — Если бы они заметили наше бегство, от нас остались бы одни угольки. Будем надеяться, что еще какое-то время их внимание будет сосредоточено на крейсере.

— Но почему, сэр? Патруль обычно не начинает стразу стрелять. Офицер произнес название нашей расы так, словно мы — ломбросские мучные черви…

— Вас не должно удивлять, Карр, что некоторые «высшие расы», те, что заправляют в совете ВП, именно так и расценивают нас — не публично, разумеется. О кастах не принято говорить открыто — это слишком похоже на расовые предрассудки. Я видел, как арктурианец покинул столовую, не закончив с обедом, только потому, что рядом сел землянин. Это незаконно, неэтично, это противоречит всем их красивым лозунгам и утверждениям, внушаемым с колыбели, но это существует.

— Но закатане не такие… А Рэй и Мик дружили с лупаном на Секундусе…

— Конечно, я могу назвать тысячу рас и видов, которые принимают землян как равных, если мы отвечаем им тем же. Но имейте в виду два обстоятельства, Карр, и оба — очень важные. Системы, на которых мы являемся персоной нон грата, населены гуманоидными расами, и эти расы давно уже вышли в космос, они пионеры Галактики. В них глубоко скрывается чувство, в котором они не сознаются даже себе.

— Какое же?

— Страх. Когда-то, до атомных войн, земляне тоже делили себя на расы. Разница определялась цветом кожи, чертами лица и т. д. Эти расы, в свою очередь, делились на нации, которые возвышались и удерживали под своей властью целые континенты, иногда на столетия. Но каждая из них когда-нибудь обязательно теряла власть. Узда выскальзывала из ее рук. Почему?

— Почему?

— Потому что сильные, энергичные бойцы, создавшие эти империи, умерли, а их сыновья и сыновья их сыновей были уже другой породы. Некоторое время после ухода сильных бойцов империя еще существует, как хорошо налаженная машина может работать по инерции. Затем детали машины начинают изнашиваться, но нет никого, кто имел бы желание и силу произвести ремонт и снова наладить механизм. И вот побеждает новая, более молодая нация. Чаще всего — после войны. История являет собой чередование империй — старые уступают место молодым.