Поведя глазами по сторонам, он окончательно растерялся – бревенчатый потолок, немного паутины по углам, развешанные то тут, то там пучки сушеных трав. Слева стоял какой-то идол, никак не напоминающий привычные иконы, скорее, древнерусского Перуна. Это где же он оказался? Андрей, конечно, бывал в деревне, но ничего подобного никогда не видел. Возникало ощущение, что он попал в далекое прошлое, но посчитать так не давала висящая под потолком лампочка без абажура.

Руки и ноги не хотели шевелиться, онемели, словно он пролежал здесь не один день. Далеко не сразу Андрею удалось заставить себя перевернуться на бок, а затем с трудом, опираясь об лавку, сесть. Да, он, как ни странно, лежал не на кровати, а на широкой, застеленной медвежьей шкурой и небеленым полотном деревянной лавке.

Оглядевшись, Андрей понял, что находится в небольшой комнате, нет, скорее, горнице. Два маленьких окошка давали немного света, поэтому было темновато, хотя снаружи, судя по лучам солнца, стоял белый день. Напротив лавки он заметил высокий стол, судя по виду, вручную сбитый из не оструганных, только ошкуренных досок. На нем, прикрытая полотенцем, стояла миска с чем-то мясным. По крайней мере, запах говорил об этом.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвал Андрей, его голос дрожал и хрипел, словно после хорошей попойки.

Снаружи послышался какой-то шум, затем дверь распахнулась и в комнату, пригнувшись, пролез какой-то верзила метров двух, наверное, роста. Плечи полностью перекрывали дверной проем, поэтому проходил он боком.

– Андрюха! – радостно прогудел вошедший, широко улыбаясь. – Очнулся, немочь бледная? Деда говорил, что сегодня в себя придешь, велел даже мяса тебе нажарить, а я не поверил…

Андрей сперва непонимающе смотрел на него, а затем хлопнул себя ладонью по лбу, узнав.

– Афоня! Страшно рад тебя видеть! Только где это я?..

– У нас с дедом дома, – объяснил молодой гигант, присаживаясь на массивный табурет напротив. – Появился, весь кровью залитый. Еще зимой.

– Зимой? А сейчас что?

– Так лето, июнь.

– Что?! – чуть не подпрыгнул Андрей, не веря, что из его жизни выпало больше трех месяцев.

Забыв обо всем, он ринулся к окну и оторопело уставился на яркую зелень кустов сразу за стеклом. Снова не поверил, протер кулаками глаза, но ничего не изменилось. Господи! Да как же это?..

На негнущихся ногах отойдя от окна, Андрей буквально рухнул на второй такой же мощный табурет и растерянно уставился на Афанасия. Тот хмыкнул и покачал головой, затем пробасил:

– Неужто ничего не помнишь?

– Как стрелял в меня какой-то тип, помню, а дальше ничего, темнота. Сейчас вот глаза открыл…

– Дела… – покачал головой молодой гигант. – Ну лады, слушай. Вывалился ты прямо из воздуха мне под ноги, весь кровью залитый, вместо груди мешанина мяса и костей была. Я уж подумал, что не жилец, когда ты затрясся, меня отшвырнул, что пушинку, плащ в клочья, все пули выблевал, а потом сверху огонь белый ударил. Тебя всего покрыл, а когда сошел – ран не осталось, все зажили.

– Невозможно! – ошалело выдохнул Андрей. – Такого не бывает!

– Я, пока сам не увидал, тоже думал, что не бывает, – хохотнул Афанасий. – А потом ты без памяти свалился. И три месяца пролежал. Даже не ел, не пил ничего – не подойти почти было, редко-редко когда тебя свечение не окружало. Не подпускало оно ничего. Дед в такие моменты тебя живой отпаивал, отвар это такой. А седня утром сказал, что ты скоро очнешься. Вот и очнулся.

Андрей проклял про себя немногословность побратима – из его объяснений ничего не было понятно. Вот вечно Афонька так, пока добьешься, чтобы рассказал толком о чем-нибудь, семь потов сойдет. Не сразу удалось разговорить молодого гиганта, тот мычал, нукал, кряхтел, коротко отвечал, но в конце концов Андрей все же понял, что с ним произошло. И изумился. При этом четко понимал, да что там, был уверен, что ему сказали правду, какой бы невероятной она не казалась. Не понимал другого: как такое вообще возможно?

Хотя если вспомнить, с чего все началось, то еще и не того можно было ожидать. Чего стоили хотя бы провалы в памяти, во время которых он давил богатых подонков, используя то ли магию, то ли еще что-то в том же духе. Стоп, а откуда Андрею знать, что он давил именно богатых подонков? В этот момент его накрыло, как волной, потоком воспоминаний. Четких, ясных, цветных – он до мельчайшей подробности вспомнил все, что творил в виде беловолосого. А главное, вспомнил информацию по каждому наказанному, а это было именно наказание. Вспомнил свою холодную логику, из-за которой места для чувств не оставалось.

Афанасий хотел еще что-то сказать, когда глаза Андрея вдруг подернулись дымкой, а затем начали стремительно затягиваться белой пленкой, пока не превратились в бельма. По комнате повеяло леденящим холодом, волосы побратима начали быстро светлеть, пока не стали белоснежными. Все это выглядело настолько жутко, что никогда ничего не боявшийся молодой гигант буквально вылетел из дома с воплем: «Деда!».

Старик, коловший дрова на зиму, от крика внука едва не тюкнул себя топором по руке. Сердито помянув Чернобога и его присных, он требовательно уставился на Афанасия. Тот, сбиваясь, поведал о случившемся.

– О как! – хмыкнул старик, почесав в затылке. – Нешто сразу в первую форму перешел? Рановато…

Он отложил топор и двинулся к дому. Войдя в горницу, волхв увидел то, что и ожидал увидеть – Палача. Но какого-то недоделанного, что ли. Его волосы то темнели, то белели, лицо меняло очертания, руки подергивались, глаза то затягивались пленкой, то снова сверкали синевой.

– Тихо, паря, тихо… – двинулся к нему старик, одновременно формируя энергетический импульс, способный свести на нет ненужные трепыхания молодого дурака. – Все в порядке, не нервничай…

Пришлось повозиться минут десять, прежде чем Андрей немного успокоился и снова принял человеческий вид. Он всхлипнул и испуганно уставился на волхва.

– Не нервничай, – в который раз повторил тот. – Ты становишься тем, кем должен был стать, кем родился. Не надо бояться.

– Кем я становлюсь?.. – простонал Андрей, его всего колотило.

– Да уж не человеком, – усмехнулся Иван Трофимович. – Не спеши, все обскажу, чего сам знаю. О вас мало ведают. Дивно только, что тебя еще младенем не прибили, обычно таких давят все – хоть темные, хоть светлые. Ума не приложу, как тебя не сыскали.

– Господи! – схватился за голову Андрей. – Да за что мне все это?!

– Боги нас не спрашивают, когда ношу взваливают. – Лицо старика стало суровым. – Хоть тебе и боги не указ, ты их сам заставить прыгать сможешь, коль захочешь. Тебе сам Род, вы, христиане, его Творцом зовете, наказ и позволение дал. Такими, как ты, не становятся, а рождаются.

– Кем рождаются?..

– Вас всяко зовут – Палачи, Ангелы Воздаяния, Плетущие Путь, Срывающие Покровы, Переходящие Грань, Меняющие Суть. Вы те, кто устраивает тот самый, последний, Страшный Суд. В каждом из миров. Для вас нет противников в обозримом мироздании. Но у вас нет и своей жизни, есть только долг перед Ним.