«Что-то необычное, — мысленно повторил Сэм. — А вдруг это необычное — я сам?»

— Я предположил, что вы разгадали секрет Тота, — продолжал Сетни, — и решил узнать о вас побольше. Выяснить, не вы ли — причина сбоев… Ведь вы — первые дети, которых я встречаю на дорогах времени!

— Значит, вы не имели отношения к бандитам, которые в тот вечер заявились в лавку Фолкнера?

— Конечно нет! Мне даже пришлось, м-м… помочь им убраться.

— Вы их прогнали? — в один голос воскликнули Сэм и Лили.

— Нет, это вы их прогнали, — заверил детей Сетни. — Мне осталось только убедить их в этом окончательно… Они даже стреляли в воздух, чтобы напугать меня, но… Как смогли убедиться здешние хулиганы, у меня есть кое-какой опыт ведения боя. Однако, как бы то ни было, дополнительные трудности лишь разожгли мое любопытство. Я задержался в этом времени еще на несколько дней, а вчера решил, что поговорю с вами в поезде. Никак не ожидал, что вы вздумаете от меня скрываться!

— А как же вы нас нашли потом?

— В этой эпохе и на этом континенте не так много Камней. И я сам часто перемещался через Сент-Мэри.

— Барнбойм? — предположил Сэм.

— О, вы знаете Гэри Барнбойма! — обрадовался старик. — Какая удивительная встреча!

— Нет, мы о нём только слышали, — пояснила Лили, — и знаем, что этот дом принадлежал ему.

— И Камень! — добавил Сетни.

Сэм ткнул пальцем в пол.

— Камень… Хочется поскорее проверить, здесь ли он сейчас…

— Секунду! — остановила брата Лили. — Монк что-то спрятал вон за той балкой, я видела через щель в шкафу. Если ты меня подсадишь…

Сэмюел со вздохом присел, Лили забралась ему на плечи и смогла дотянуться до того места, где главная несущая балка входила в стену. Лили со всех сторон ощупала балку и наконец нашла отстающую щепку, под которой что-то лежало.

— Есть!

Она опустила Сэму на ладонь серебряную цепочку. На ней висела простая медалька. На одной стороне была изображена колыбель, а на другой было выгравировано: «Берти Монк, 13.11.1917».

— Видимо, он снял это с шеи перед дракой, — догадался Сэм.

— Кто бы мог подумать, что Берти Монк так бережет медаль, которую его маме выдали в роддоме!

Они вернули драгоценность обратно в тайник и молча спустились в подвал. Там было темно, пришлось оторвать несколько досок, чтобы через заколоченное окошко проникло хоть немного света и подвал чуть-чуть проветрился. Глазам их предстало удручающее зрелище. Похоже, тут не убирали со смерти Барнбойма — то есть последние лет пятнадцать. На всех поверхностях лежал толстый слой пыли, углы заросли паутиной, стены покрывала плесень. Пол был усыпан отвратительным мусором, который копился в этой антисанитарии лет десять или двадцать… Довершали картину две дохлые крысы…

— Какая гадость! — просипела Лили, закрыв рот и нос руками.

— По сравнению со всеми несчастьями мира это не так уж и плохо, — загадочно проронил Сетни.

Они принялись разгребать дальнюю часть подвала, заставленную старыми ржавыми механизмами.

— Ну что, есть? — сгорала от нетерпения Лили.

Сэмюел яростно разбрасывал в стороны элементы ткацкого станка и пустые катушки от ниток. Волнение будто прибавляло ему сил. Наконец гора булавок и катушек была расчищена…

— Вот он, — пробормотал Сэмюел.

Мальчик провел ладонью над Камнем, ожидая знакомой вибрации, но почувствовал лишь отдаленную дрожь, которую непосвященный человек не ощутил бы вовсе. Чего-то не хватало…

— Проблема в том, что у нас больше нет монет, — признался он, поворачиваясь к Сетни.

Лицо великого жреца оставалось непроницаемым.

— Если я правильно понимаю, вы отправились путешествовать во времени неподготовленными, имея при себе один-единственный диск Ра?[29]

— Диск Ра? — растерянно переспросил Сэм. — Дело в том, что… У нас их было три. Но нам не повезло. Каждый раз приходилось очень быстро убегать: опасность угрожала то нам самим, то Камню, то… Короче говоря, мы потратили все три… диска Ра.

Взгляд старика помрачнел.

— Путешествовать таким образом крайне неосмотрительно, молодые люди. Есть многое, о чём вы, похоже, не догадываетесь, и…

Он провел рукой по лысой голове.

— Думаю, прежде чем двигаться дальше, нам необходимо поговорить.

Избавившись от пустых бутылок и немного расчистив пространство вокруг кресла, они устроились в комнате с матрасами. Сетни позволил себе расслабиться и снял наконец пальто, под которым обнаружилась льняная туника с плетеным поясом и кожаная сумка на длинном ремешке. Старик уселся скрестив ноги и время от времени посматривал в окно, чтобы убедиться, что никто не идет к дому. Впрочем, он справедливо предполагал, что банда Пэкстона вернется сюда не скоро: «Это обычное дело у всех трусов: со слабыми чувствуют себя силачами, но с сильными сами слабы».

Целый час, если не больше, Сэм и Лили рассказывали, как они узнали о существовании Камня и какие приключения успели пережить до своего «приземления» в Чикаго. Великий жрец ни разу их не перебил, только кивал каждый раз, когда они упоминали очередную трудность, из которой вынуждены были выпутываться. Когда дети окончили свой рассказ, Сетни выглядел задумчивым, взгляд его блуждал где-то очень далеко. Наконец он обратился к Лили:

— Подойдите ко мне, девочка.

Она послушалась, и старик внимательно изучил белки ее глаз.

— Сколько дней, говорите, продолжался жар?

— Три.

— Вас, без сомнения, сразила Болезнь времени… Со мной это тоже было, но я не мог пошевелиться целую неделю. Для некоторых эта болезнь оказывается смертельна, другим удается вовсе ее избежать… Но теперь вы совершенно здоровы, вам нужно лишь хорошенько отдохнуть.

Затем Сетни расспросил Сэмюела о том, что именно происходило во время землетрясения в Помпеях и когда медведь напал на Камень в доисторической пещере. Еще его очень интересовали подробности о Татуированном и об эмблеме «Аркеоса». Он внимательно выслушал все ответы, но ничем не выдал своих мыслей. Наконец сложил руки под подбородком и печально улыбнулся.

— Знаете ли вы историю Имхотепа и Джосера, дети?

Сэмюел и Лили отрицательно помотали головами.

— Это произошло много лун тому назад, за восемьдесят с лишним поколений до моего рождения. Джосер был дальновидным фараоном, завоевавшим множество земель, самым богатым и могущественным из всех правителей земли. Довольно было одного его слова, чтобы бесчисленные армии пошли на врага или когорты рабочих принялись возводить великолепные дворцы. При всём при этом Джосер был несчастлив. У него была дочь Нефрура, которую фараон любил больше всего на свете, но она страдала от неизлечимой болезни. Каждое утро она просыпалась вся в поту и становилась еще слабее и бледнее, чем накануне, пока наконец не потеряла способность говорить и есть. Придворный врач Имхотеп, который был одновременно и архитектором царя, испробовал на ней все целебные отвары, известные на берегах Нила. Он разослал своих людей по свету в надежде, что они где-нибудь услышат о похожей болезни и о том, как ее победить. Но тщетно…