Звуки интеранглийской речи, откровенно порадовали Шайгалова. Многие встреченные им на жизненном пути народы отвергали язык урбанизированной прародины. Значит – он взглянул на свою спасительницу – дройд будет нашим переводчиком… Отлично.

Она произнесла несколько слов, и андроид действительно перевел их, с удивительной точностью передав голос и интонации своей хозяйки, будто говорила она сама:

– Не бойся. Твои ранения уже зажили, а наша одежда не причинит тебе вреда. В ней травы полезные для любого человека.

– Я не боюсь. – Ответил Иван. Он понимал, что первые фразы сыграют решающее значение, – чем дружелюбнее он будет себя вести, тем больше шансов наладить контакт, который приведет к конструктивному диалогу.

Он не замечал, что мыслит сухими практичными критериями, сказывалась многолетняя привычка командовать, отвечать за людей, принимать сложные решения. Если бы Шайгалов мог взглянуть на себя со стороны, оценить не только внешность, но и внутренний мир, он бы многое понял, но увы…

– Как тебя зовут, спасительница? – Произнес Иван и сам удивился необычному речевому обороту, несущему не просто дружелюбие.

– Лада. – Ответила она и тут же добавила, с притворным, как показалось Шайгалову лукавством:

– Ты странный. Я подумала, что ты – машина, а когда раздела – оказалось – человек. Но, не такой, как мы… – уточнила она.

– Нет, я не машина. Я человек. – Ответил он, внезапно осознав, что не знает, как вести разговор. Ему, конечно, следовало поблагодарить свою спасительницу, но…

– Ты спасла меня. – Не уверенно начал он.

Лада улыбнулась.

– Это было несложно. – Неожиданно ответила она.

– Несложно? – Шайгалов усмехнулся. – Я бы так не сказал.

– Большой хищник не так опасен, как маленький. Его легко победить, зная уязвимые места. – Лада коснулась тонкой трубки, закрепленной на поясе ее травянистой туники.

– Ты убила ящера таким дротиком? – Шайгалов намеренно использовал два нечасто употребляемых специфических слова, но андроид прекрасно справился с переводом.

– Да, мы пользуемся духовыми трубками и дротиками. Старое оружие неудобно и бесполезно. У любого ящера есть несколько мест, не защищенных панцирем. Чтобы убить большое животное нужно тихо подкрасться и точно попасть. Дротик летит не так далеко, как пуля, но он бесшумен, и его легко обработать ядом.

Теперь Шайгалову многое стало ясно.

– Ты не назвал себя. – Напомнила Лада, пресекая его попытку проанализировать услышанное.

– Иван. – Он неловко поежился, вспомнив, что одет в травянистое "платье".

– Красивое имя. У нас то же есть такое. – Ивана.

– Женское имя?

– Да. Мы все женщины. Мужчин не осталось. – В ее голосе прозвучала хорошо знакомая Шайгалову горечь – так мог говорить человек, познавший цену невосполнимых утрат.

Племя лесных амазонок? Но как они поддерживают свой род?!

– Ты хорошо знаешь историю своего народа?

– Да. – Не задумываясь, произнесла она.

– Недалеко отсюда я видел обломки колониального транспорта "Сакс".

– Мои предки прилетели на этом корабле. – Согласно кивнула Лада.

– Значит, вы сохранили сумму исторических и технических знаний?

Она задумалась, прежде чем ответить. Казалось, в ее глазах промелькнула тревога, но Иван не мог судить с уверенностью…

– Я понимаю тебя. – Наконец ответила Лада. – Да, мы помним о событиях прошлого, пользуемся некоторыми механизмами.

– А что лежит в основе вашей жизни?

– Лес. Он наш дом.

Их диалог с одной стороны казался все более непринужденным, а с другой становился похож на игру в одни ворота, – Лада только отвечала на вопросы, не задавая встречных.

Шайгалов едва ли обратил внимание на этот аспект, ему казалось очень важным выяснить как можно больше об исконной цивилизации Афины.

– Ты сказала: "мужчин не осталось". – Он понимал, что задает болезненный для нее вопрос. – Что случилось с ними?

Глаза Лады потемнели.

– Я знаю больше, чем ты думаешь – произнесла она. – В космосе шла война. Я была девочкой, когда сюда прилетели люди на больших кораблях. Они забрали всех мужчин, даже детей, объявив, что на нашей планете будет база. Они обещали, что все вернуться сюда невредимыми, после того как пройдут "обучение" – она произнесла это слово с запинкой.

– И?

– Война закончилась. Никто не вернулся.

– Сколько же вас осталось?

– Мало. – Неопределенно ответила она. – Очень мало… А базу они так и не построили, – предупреждая вопрос Шайгалова добавила Лада. – Их машины что-то делали на островах, но потом куда-то исчезли.

Иван понимал, что должен выразить сочувствие, но, прислушавшись к себе, он вдруг с внутренним холодком понял, что просто не умеет утешить, не может подобрать правильных в такой ситуации слов, а те, что приходили на ум, казались затасканными, пошлыми, не искренними...

Я похож на машину. – С внезапной, необъяснимой тоской подумалось Ивану, когда его взгляд коснулся древнего дройда, 

Война превратила его в морального калеку, но, чтобы осознать это, ему нужно было повстречать Ладу, а затем взглянуть на древнего дройда.

Чудес не бывает…

Он не мог расслабиться. Его губы улыбались в ответ на улыбку Лады, в душе действительно пробивались ростки неведомых ранее чувств, но на фоне мелких незначительных изменений шла постоянная холодная, рассудочная оценка ситуации, он машинально, по привычке анализировал каждый свой шаг, каждое слово, то есть внешние проявления и внутренние оценки вдруг пошли в разрез, порождая ощущение двойственности, моральной лжи что ли?

Ему было неудобно в этой дурацкой, травянистой тунике, в душе росла саднящая тревога: ну не могли мы пропустить явные признаки цивилизации пусть даже они полностью ассимилировалась с исконной жизнью планеты…

Лицо Лады настораживало, ему казалось, что он уже однажды видел подобные черты, но где, когда и при каких обстоятельствах, вспомнить не мог, и потому собственное поведение казалось ему сплошной фальшью, которую полковник не терпел у других и тем более не выносил в собственной душе.

Не выдержав, он сказал, обращаясь к Ладе:

– Извини, но я должен буду уйти. Далеко отсюда до места крушения "Сакса"?

Она отреагировала достаточно спокойно:

– Километров двадцать. Я понимаю. – Она опустила взгляд. – Есть люди, которые беспокоятся о твоей судьбе, верно?

Шайгалов медленно кивнул. Чувство моральной ответственности перед людьми, которые либо не перестают искать его, либо считают мертвым, довлело над рассудком.