Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сшиты на живо
Без свидетелей наши запястья.
Неосознанно стал моей частью,
Частью, частью… меня.
Лиля
— Лиль Романовна, к тебе курьер.
— Пусть проходит.
Отложив на край стола испещренный пометками блокнот, да я отношусь к тем динозаврам, которые до сих пор любят переносить мысли на бумагу, а не хранить их в цифровом формате, я откидываюсь на спинку кресла и тихо выдыхаю.
— Распишитесь, пожалуйста.
Выдавив из себя дружелюбную улыбку, я быстро нацарапываю стилусом свою подпись на экране небольшого планшета и забираю у паренька, одетого в красную футболку, красные брюки и красную же бейсболку, небольшой букет самых обычных ромашек.
Белые солнца упакованы в светло-коричневую крафтовую бумагу, перевязаны нежно-салатовой атласной лентой и вызывают у меня бурю дичайшего восторга, хоть я и обещала себе больше не принимать подарков от Крестовского и отправить очередного посыльного восвояси.
Позавчера были маленькие очаровательные фиалки. Вчера — коробка моих любимых круассанов. Два — с сырным кремом, один — с малиной. Сегодня — ромашки. А что завтра? Приглашение поужинать и закончить вечер в номере какого-нибудь баснословно дорогого отеля?
Я понимаю, что сама дала Игнату сто и один повод считать, что ничего между нами не кончено, оттого мне так сложно винить его за агрессивный неистовый напор и шквал сообщений, вытаскивающих наружу все больше и больше пронзительных воспоминаний и кирпичик за кирпичиком ломающих мое хлипкое сопротивление.
«Первые твои гонки, когда я пустил тебя за руль моего Марковника и ты по счастливой случайности уделала Илюху. Может, повторим?».
«А лучше, рванем с ночевкой на дачу? Распалим костер, будем жарить сосиски и смотреть на звезды. Хочешь?».
«Или мотнем в аэропорт и возьмем три билета в Сочи. Сами отдохнем, и Варя подышит морским воздухом».
Последнее эсэмэс, полученное в начале обеда, когда я завариваю кофе и опрокидываю его на Катин отчет, срывает чеку с гранаты моего терпения и обрушивает на голову четкое осознание: дальше тянуть просто нельзя. Нужно встретиться с Крестовским, разрешить все, что между нами накопилось, и выстроить допустимые личные границы, через которые перешагивать нельзя.
Да, мне было бы намного легче это сделать, оттолкни я Игната тогда в ресторане или не позволь себе лишнего в его автомобиле, но случилось то, что случилось. Прошлое, к сожалению, не может быть переписано по взмаху волшебной палочки, но в настоящем мы можем быть двумя рассудительными, ответственными, трезвомыслящими людьми. Ведь так?
В конце концов, я глубоко замужем, Игнат практически женат. И нас не объединяет ничего, кроме моей дочери, не знающей, кто ее настоящий отец, и безумного не имеющего нормального объяснения влечения.
— Кать, я в «Кросс групп». Без большой надобности не звони.
Пронесшись по офису, как смертоносный ураган, и уронив две кружки, один телефон и гору бумаг, я вылетаю из здания бизнес-центра напрочь выбитая из состояния душевного равновесия. Ковыряю носком стильных кроссовок на высокой платформе асфальт, то и дело одергиваю край светло-бежевого атласного топа на тонких бретельках и никак не могу избавиться от несуществующих пылинок на такого же цвета классических штанах.
Путаясь в собственных подгибающихся ногах, я запрыгиваю внутрь подъехавшего такси с желтыми полосами на белом боку и также стремительно врываюсь в приемную принадлежащей Крестовскому фирмы.
— Здравствуйте. Чем могу помочь?
— Добрый день. Скажите Игнату… Дмитриевичу, что к нему Аристова Лилия Романовна.
— У вас назначено?
— Нет, но…
— Тогда придется подождать, он сейчас занят.
Медленно закипая, я раскрываю рот, готовясь выдать десяток аргументов, призванных убедить вымуштрованную секретаршу в том, что мне крайне необходимо попасть к ее шефу. А вместо этого оказываюсь в надежных крепких объятьях Дмитрия Алексеевича, грациозно выплывающего из кабинета Креста в этот момент.
Отец Игната шутливо взъерошивает мои и без того растрепанные волосы, подмигивает лукаво и улыбается широко, безумно сильно напоминая своего сына в эту секунду.
— Лиля, милая, какими судьбами? К Игнату приехала рабочие моменты обсудить? Это хорошо, это правильно. Я к тебе на следующей неделе заскочу по нашему вопросу, если не передумала. Так, Аннушка, сделай-ка нашей гостье твой фирменный капучино с ореховым сиропом.
Дезориентировав меня бронебойным обаянием, Крестовский-старший провожает покровительственным взглядом убегающую исполнять его указание девушку, после чего поворачивается ко мне всем корпусом и серьезнеет, в одно мгновение теряя и беспечность, и задор.
— Ты не кипятись, милая. Не спеши бить посуду. Чего удивляешься, глаза выпучила? У тебя же на лице все написано. Это тогда вы с Игнатом были молодые, импульсивные… Неужели, не повзрослела, девочка? Выслушай сначала его, сама выскажись. Может и получится починить то, что сломали?
Этот как всегда мудрый, полный неиссякаемой энергии и гармонии мужчина напоследок сжимает меня в мягких, словно шелковое одеяло, объятьях, и удаляется, едва слышно шепнув:
— Удачи, дочка.
И у меня от этого ласкового обращения, от которого я порядком отвыкла, щемит за грудиной и слезы выступают на глазах. Так что какое-то время я банально трачу на то, чтобы сморгнуть излишнюю влагу и перестать выглядеть, как маленькая расстроенная панда.
Справившись с приступом ненужной ностальгии, я коротким стуком предупреждаю Игната о своем прибытии и вхожу внутрь чужого просторного кабинета с величием королевы. Правда, из королевского во мне только криво налепленный на физиономию фасад-маска, в душе же царят полнейшая сумятица, хаос и неразбериха.
Осматриваюсь вокруг, невольно фиксируя прочный дубовый стол с грудой документов на нем, приютившуюся на тумбочке в углу кофемашину и вызывающие вздох восхищения панорамные окна. Поправляю сползающую с плеча бретельку топа и невольно выдаю всю степень волнения, демонстрируя Крестовскому свои дрожащие пальцы.
— Садись, Лиль. В ногах правды нет.
— Нигде ее нет.
Роняю безотчетно и ловлю такой же сардонический смешок от Игната, выдвигающего для меня высокое кожаное кресло, а затем направляющегося к двери, чтобы забрать у вышколенной в лучших офисных традициях Анны чашку с моим кофе и отдать безапелляционным тоном приказ.
— Меня ни для кого нет.
— Но…
— Ни для кого.
Четко обозначив свои намерения, Крестовский свободной рукой запирает замок, отрезая нас от всего мира, приносит мне любимый капучино и располагается напротив, проводя понятный ему одному анализ.