Кобылин встал, медленно отряхнул джинсы и снова подошел к окну. Выглянул, посмотрел на облака, налитые кровью, и покачал головой.

— Плоть — это кровь, кровь — это плоть, — пробормотал он. — Это надо же…

Ему вспомнился Фродо, сидящий в луже своей крови. Уже умирающий, но все еще не сдавшийся. Передавший эстафету простому алкашу, случайно подвернувшемуся под руку.

Но в тот раз у него был дробовик.

— Ну и что, — возразил Алексей сам себе и пожал плечами. — Второй раз всегда легче.

Он отвернулся от окна. Внутри зазвенела новая струна, пронзительная, яркая, родившаяся из пепла старой. Ее пронзительный голос ножом вонзался в глухой ритм городской мелодии, что все еще пульсировала в голове охотника. Новое время — новая музыка.

Смачно плюнув в окно, Кобылин вернулся к центру комнаты и ухватился за малярные козлы. Их нужно было подтащить к дыре в потолке и взобраться наверх, в ту квартиру, куда явится упырь. И сделать это нужно быстро. То, что времени осталось безумно мало, Кобылин знал. Чувствовал, как сердце начало отстукивать последний отсчет. Ему нужно было срочно попасть в квартиру наверху. Прямо сейчас.

Кобылин стоял посередине комнаты, повернувшись спиной к двери и дыре в полу. Он смотрел в окно. Выпрямив спину, расправив плечи, Алексей наблюдал, как над городом умирает закат. Солнце уже закатилось, но алая дымка в небесах еще только начинала тускнеть. Кровь ушедшего солнца застывала на глазах, превращаясь из расплавленного огня в синий кровоподтек, что расплывался по ночному небу. День умирал, и неподвижный охотник словно провожал его в последний путь, отдавая дань былому величию.

Когда за спиной скрипнула дверь, он даже не вздрогнул. Так и остался стоять, ровно, как часовой, не отводя глаз от темнеющего проема в стене.

— Леха-Леха, мне без тебя так плохо, — пропел в темноте тоненький мальчишеский голос. — Где же ты?

Тихие шаги эхом разнеслись по квартире, погрузившейся во тьму. Вампир не скрывался. Он и не думал скрываться — жертва решила поиграть в прятки, значит, надо ей подыграть. Пусть слышит, как к ней идет смерть.

Но жертва удивила охотника.

— Вот ты где, — немного разочарованно протянул вампир, заглядывая в комнату. — Недалеко же ты ушел, беглец.

Кобылин не ответил. Он так и остался стоять спиной к двери, все так же зачарованно следя за небесами, что наливались тьмой.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — вкрадчиво произнес упырь низким и хриплым голосом. — Тук-тук. Не так уж бойко. Храбрая собачка. Плакать не будем?

Кобылин не ответил. Но его плечи опустились, признавая поражение. Голова склонилась, и на обнажившуюся шею лег первый лунный свет.

Вампир тихо зашипел. Переступил с ноги на ногу, сдерживая волнение. Он был голоден. Он хотел отомстить. Он жаждал крови.

И не сдержался.

Тихий шорох вспорол тишину — словно кто-то бросил через всю комнату моток тряпья. И только тогда Кобылин повернулся.

Он сделал это так же, как тогда, с пистолетами, даже еще быстрее. Поворачиваясь, он чуть присел и вскинул черенок совковой лопаты, что раньше прижимал к груди. Деревяшка, лишенная железного навершия, вскинулась, обращаясь в грубо заточенное копье. Кобылин присел еще ниже и даже успел упереть тупой конец своего орудия в пол — как копейщик, встречающий атаку кавалерии.

Упырь с налету насадился животом на кол, сдавленно вскрикнул и взмахнул руками, едва не зацепив охотника. А потом — завыл.

Мальчишеский рот распахнулся шире пасти волка. Острые клыки блестели в лунном свете, как две иглы, а гладкая кожа клочьями слезала со щек, выпуская наружу что-то серое, бесформенное…

Кобылин закричал в полный голос и рывком выпрямил ноги, поднимая в воздух упыря, насажанного на деревянный кол. Тот бился в воздухе, дрыгая внезапно удлинившимися конечностями, как насекомое на гигантской булавке. Одежда на мальчишеском теле расползалась по швам, руки, ставшие длиннее, хватали воздух, пытаясь дотянуться до обидчика. Но охотник не дал упырю такого шанса — Кобылин сделал шаг, другой, а потом побежал, неся перед собой упыря, как рыцарь, нанизавший на копье строптивого смерда.

Разбег оказался коротким — через мгновенье упырь хлопнулся спиной о стену, и деревянный кол глухо чмокнул, продираясь сквозь вампирские внутренности. Он прошел насквозь, сухо ткнулся в бетон, и упырь снова завыл. Из распоротого живота плеснула бурая жижа, залив руки и грудь Кобылина, но охотник все еще прижимал упыря к стене — его сильное, но по-подростковому легкое тело несложно было удержать на весу. Упырь рванулся вперед, еще плотнее насаживаясь на кол — чтобы хоть немножко приблизиться к охотнику, достать его рукой с тонкими когтями, вцепиться в глотку…

Кобылин отступил на шаг и шваркнул упыря на пол. Потом снова побежал — везя вампира по полу перед собой, как юнга, драящий палубу огромной шваброй. Упырь отчаянно орал, оставляя на шершавом бетоне клочья куртки и шкуры. Кобылин прибавил шагу и с разбегу загнал упыря в дыру на полу — как бильярдный шар в лузу. Пропихнув вампира вниз своим импровизированным кием, Кобылин пинком опрокинул в дыру корыто с засохшим бетоном, что загодя поставил на краю. Прислушался.

Снизу раздался тупой удар, потом мокрый шлепок и — глухой затихающий вой, больше похожий на стон.

Кобылин заглянул в дыру и покачал головой.

— Кровь — это плоть, — сказал он, хватая воздух широко раскрытым ртом. — Сквозь стены ты так и не научился ходить, упырь. И летать не умеешь. И в мышку превращаться. Жрешь плоть, значит, сам из плоти, гипнотизер хренов.

Он сплюнул в дыру и отошел в сторону. Руки и ноги тряслись, колени подгибались. Кобылин точно знал, что растянул обе руки и спину, и это еще аукнется ему в ближайшие дни. Но еще никогда в жизни он так не радовался растяжению.

У бумажных мешков с цементом он подобрал железное навершие и насадил его на кол, превратив грозное оружие в мирную совковую лопату. Потом ухватил один из мешков и потащил волоком к дыре. Рядом с ней примостился обрывок куртки упыря — целый подол с карманом. Кобылин ткнул в него лопатой и выскочивший из кармана мобильник запрыгал по цементу. Алексей мгновенно бросил мешок и подхватил телефон. Чужой. Жаль.

Из дыры снова донесся вой. Тихий, но такой злобный, что кровь стыла в жилах. Кобылин быстро сунул телефон в карман, деловито уперся в мешок двумя руками и спихнул его в дыру. Вой оборвался.

Кобылин заглянул в дыру, одобрительно покачал головой. Бросил лопату, потом присел на край, примерился и спрыгнул вниз сам.

Сверху зрелище выглядело не так отвратительно — это Алексей понял, едва распрямился и взглянул на раздавленного упыря. Ноги подгибались, пытаясь сложиться перочинным ножом, и Кобылин оперся на верную лопату, как на костыль. В животе завозился слизкий ком, но Кобылин не обратил на него внимания — за последние сутки он слишком устал, чтобы испытывать омерзение или тошноту.