Соренза вспомнила, как когда-то тряслась над каждым своимсловом, опасаясь обидеть или разозлить Саймона. Но Николас — не Саймон. Он пойметее, если действительно любит.

Боже, как ей хотелось верить в это! Но для этого в ихотношениях не должно остаться недоговоренности.

Хватит ли ей смелости спросить про брюнетку, глядя ему вглаза? Соренза искренне надеялась, что да. Ей совершенно не хотелосьразочаровываться в себе, особенно после того, как впервые в жизни ей началанравиться женщина, глядящая на нее из зеркала.

Соренза приехала в аэропорт очень рано, не потому что такзапланировала, а потому, что всей душой рвалась туда.

После работы примчавшись домой, она стала лихорадочновыбирать туалет. Завалив кровать платьями и костюмами, она одевалась, вертеласьперед зеркалом и с недовольным видом раздевалась.

В результате Соренза надела темно-синие обтягивающие брюки ибелую блузку без рукавов. Довольно скромный, но в сочетании с синими лодочкамина низком каблуке наряд смотрелся стильно. В нем был какой-то шик, какая-тоэлегантная небрежность, что делало молодую женщину необыкновеннопривлекательной.

Самолет приземлился минута в минуту, и сердце Сорензызабилось словно птица в клетке. Ее взор был устремлен туда, откуда должен былпоявиться Николас, и она не видела, сколько мужчин окидывают еезаинтересованным взглядом. Их всего мужского населения планеты Сорензе нуженбыл лишь один.

И вскоре она увидела его — высокого, невероятно красивого иуверенного в себе, несмотря на усталость во взгляде и во всех движениях. Иэтому мужчине я раскрыла свою душу? — потрясенно думала Соренза. Да как ярешилась на такое? Ему же нет равных в мире!

Николас помахал ей рукой и одарил одной из своихослепительных улыбок, против которых она не могла устоять.

— Привет. — Он подошел к ней, обнял, а затем, наклонившись,прижался губами к ее губам.

Знакомый аромат защекотал ноздри Сорензы. Поцелуй длилсявсего минуту, но, когда Николас отпустил ее, все тело Сорензы трепетало. Убираяпрядь волос с ее лица, он произнес:

— Ты безумно красива.

— «Безумно» — это, наверное, слишком сильно сказано, —улыбнулась она. — Я согласна и на просто «красива».

Он взял в ладони ее лицо, как будто не мог не прикоснуться кней, и, глядя в глаза, сказал:

— Я мечтал о тебе каждую ночь. Но наяву ты выглядишь ещелучше.

Ник, о, Ник, я так не хотела влюбляться в тебя! Но каксказать «нет» своему сердцу? — вздохнула Соренза и, бросив взгляд на снующихвокруг людей, тихо попросила:

— Пойдем.

Он внимательно посмотрел на нее и, ничего не ответив, нашелее руку и сжал в своей ладони.

Когда они вышли, выяснилось, что небо то и дело рассекаютвспышки молний и откуда-то издалека доносятся раскаты грома. Первые крупныекапли дождя упали на землю из набухшего черными тучами неба. Когда они сели втакси, которое поймал Николас, оба оказались мокрыми с головы до ног.

— Черт, — пробормотала Соренза, увидев, что ее блузкаприлипла к телу и просвечивает насквозь.

Николас обнял ее, мокрую, дрожащую от холода и внутреннегоозноба, и спросил:

— Ну что во мне такого особенного, что я всегда приношу ссобой гром и молнию?

Это было сказано явно в шутку. Но Соренза могла дать на этовполне серьезный ответ. Однако решила подождать с ним до тех пор, пока такси незатормозит перед ее домом и они не войдут в квартиру...

Явно почуяв неладное, Николас взял Сорензу за плечи, едваони переступили порог, и, пристально глядя ей в глаза, спросил глубоким груднымголосом:

— Ну, что случилось? Предполагалось, что это будет великимрадостным воссоединением, а не драмой.

Соренза задрожала, не зная, с чего начать.

— Ты действительно думал обо мне? — затаив дыхание,произнесла она.

— Конечно. — Он посмотрел на нее своими удивительнымисеро-зелеными глазами. — Но если бы я раньше увидел тебя в этой мокрой блузке,то мне пришлось бы гораздо тяжелее.

Николас дотронулся до ее подбородка и поцеловал в кончикноса.

— Ну, давай выкладывай, — потребовал он.

Никаких обвинений. Надо просто спросить.

— Я видела тебя в выпуске новостей! — неожиданно для себявыпалила Соренза.

— Что?

Николас собирался услышать что угодно, но только не это.

— В выпуске новостей, — повторила она. — Показывали, как тыпомогаешь вытаскивать какого-то старика из-под развалин дома.

— Да если бы я знал, — усмехнулся он, — то послал бы тебевоздушный поцелуй!

Его слова взбесили Сорензу.

— Ты и так занялся потом чем-то вроде этого. — Она поднялаброви, вопросительно глядя на явно обескураженного Николаса.

— Чем-то вроде этого? — озадаченно повторил он.

— Чем-то вроде поцелуев, — процедила она.

— Соренза, прости меня, но я правда не понимаю, что тыимеешь в виду.

Интересно, это плохой или хороший знак? — размышлялаСоренза, когда Николас, нахмурив брови, спросил с нотками нетерпения в голосе:

— Мы можем ходить вокруг да около всю ночь. Лучше скажипрямо, что тебя беспокоит, и покончим с этим.

— Ты и твоя красотка! — выкрикнула она и мысленно обругаласебя. Это было совсем не то, что она собиралась говорить.

Его взгляд посветлел.

— Ты хочешь сказать, что Кристи тоже попала в кадр? Да?

Значит, дебелую девицу зовут Кристи. Мерзкое имя, решилаСоренза, хотя всего секунду назад ей так наверняка не казалось.

— Не просто в кадр, — отчеканила она. — Вы целовались.

Их взгляды встретились. И Соренза от досады закусила губу.Лицо Николаса было абсолютно непроницаемым.

— Почему ты назвала ее моей красоткой? — спросил он последолгого молчания, во время которого был слышен лишь стук дождя за окном.

— Ну, — Соренза как-то неопределенно повела плечами, отчегомокрая ткань блузки сильнее натянулась на груди. И это явно не укрылось от глазНиколаса. — Я видела вас на фотографии в газете, когда еще только началиговорить о свадьбе Марка и Мадлен. На снимке Кристи выглядела очень сексапильнои прижималась к тебе всем телом.

С минуту Николас всматривался в ее лицо и вдруграсхохотался, до предела смутив Сорензу и заставив ее почувствовать себя ещеболее несчастной.

— Да эта мерзавка прямо висла на тебе! — вскричала она. — Итебе, кажется, это нравилось...

— А теперь послушай меня, — с улыбкой на лице прервал ееНиколас. — Я допускаю, что Кристи иногда ведет себя чересчур... раскованно. Ноэто не повод подозревать меня во всех смертных грехах.