Теперь Лабух понял, зачем Бей-Болту противотанковый гранатомет в бас-гитаре. Мысленно поблагодарив металлистов и дав слово как-нибудь непременно потренироваться вместе с ними, а также пожертвовать что-нибудь полезное Ясной Плави, если, конечно, отсюда удастся выбраться, Лабух оглядел свою команду. Все были живы.

Мышонок невозмутимо перезаряжал «Хоффнер». Чапа присел на корточки и внимательно рассматривал то, что осталось от хряпа. Насмотревшись, он встал, поправил перевязь так и не пущенной в дело установки и горестно вздохнул:

— Ну, и с чего здесь шкуру снимать? Ничего же не осталось! Это надо же, как бабахнуло! Так клочья и полетели.

— Радуйся, что жив остался. — Мышонок привычно подергал серьгу. — А кожу на барабаны тебе так и так придется покупать у металлистов. Интересно, как они охотятся на этих тварей? Бей-Болт рассказывал, что будто бы на живца ловят. Что-то не верится.

— В следующий, Чапа, раз просись в команду. На роль живца, — сказал Лабух. — В процессе все поймешь и узнаешь. Только нам рассказать не сможешь. Ну что, хватит топтаться на месте, пошли дальше!

И они пошли дальше.

Тропа через Гнилую Свалку была проложена не абы как, а с умом. Справа и слева оставалось широкое пространство, так что бегущего хря'па можно было заметить издалека. Заметить и приготовиться. От основных вешек отходили боковые ответвления, обозначенные вешками помельче. Ряды вешек уходили за нагромождения мусора, кто ходил этими тропками и зачем — можно было только гадать.

Когда противоположный берег приблизился настолько, что можно было разглядеть отдельные листья на перекрученных, измененных Гнилой Свалкой деревьях, на них напал второй хряп.

Музыканты увидели его издалека. Он бежал по поверхности Гнилой Свалки, легко перепрыгивая через мелкие кучи мусора, поверхность чмокала, жижа в следах словно бы взрывалась, выбрасывая невысокие желтоватые столбы тяжелых брызг, так что казалось, кто-то издалека бьет по хряпу из пулемета, но забывает про упреждение, и все пули ложатся позади.

С далекого берега забухали выстрелы, зашипел управляемый снаряд, серпом выгибая траекторию и догоняя хряпа. Но то ли далековато было, то ли хряп попался уж очень проворный, но кумулятивная головка ударила в кучу металлического хлама, взметнув столб грязного пара. Тварь шарахнулась было в сторону, но выправилась и прибавила ходу.

Музыканты взяли оружие наизготовку.

И тут хряп провалился. Только что он уверенно бежал по поверхности ядовитого коллоида, и вдруг внезапно ухнул в расступившуюся жижу.

Музыканты оторопело смотрели на тонущего хряпа. А в том, что хряп именно тонул, не было никакого сомнения. Он бестолково загребал жижу лапами, пытаясь сдвинуться с места, тонкий на конце хвост то взлетал вверх, то отчаянно хлестал по поверхности — все было напрасно. Потом внутри Гнилой Свалки что-то гнусно хлюпнуло, и хряпа утянуло в глубь.

— Полный провал, — констатировал Мышонок. — Аплодисментов не будет.

Музыканты постояли немного, потом Мышонок попробовал тропу боевым басом — ничего, тропа пружинила, но держала. Наконец они решились и осторожно, от вешки к вешке, пошли к уже недалекому берегу.

Этот берег был пологим, покрытым какой-то неприятной на вид стеклистой массой, крошащейся под ногами. Скоро музыканты нашли узкую, относительно твердую тропинку и зашагали дальше.

Они прошли несколько метров, по-прежнему держа инструменты наизготовку, и тут из кустов на тропинку выступил долговязый субъект, одетый в заношенную до белесости брезентовую штормовку с тощим брезентовым же рюкзачком за плечами. Физиономия субъекта была музыкантам хорошо знакома.

— Вирус! — сообщил Мышонок.

— Вот и я! — радостно провозгласил мистер Фриман. — Я подумал, что идти через Гнилую Свалку небезопасно и пошел вам навстречу. Если бы я всю тропу успел обработать, у вас вообще со сливами проблем бы не было. А так я только у берега успел распылить реактив. Видали, как действует?

— Что видали? — спросил Лабух, ставя «Музиму» на предохранитель. — Вы бы лучше не выскакивали из кустов как... как хряп какой-нибудь, а то вдруг кто-нибудь случайно выстрелит.

— Чепуха! — Мистер Фриман пренебрежительно махнул рукой. — Видали, как слив утонул? Ну, хряп по-вашему.

— Видали, — сказал оправившийся от путешествия по Гнилой Свалке Мышонок. — Лапой за что-то зацепился, упал и утонул. А потом его кто-то уволок в глубину и слопал.

— Ни за что он не зацепился, — радостно возразил мистер Фриман. — Он в зону действия реактива попал. Вещество такое, растворитель для воды и прочих жидкостей. Как бы вам объяснить... в общем, эта штука делает обыкновенную воду с тысячу раз жиже. Да что там в тысячу, в миллион! Вот слив и утонул. В такой водичке любая рыбка утонет. Здорово, правда? И понадобилось-то всего ничего.

— Может быть, не стоило в речку гадить да хряпов разводить, — сказал Чапа, — тогда, глядишь, и растворитель изобретать не пришлось бы.

— Ну, сливы, то есть хряпы, — это так, мелочь. Охрана перепилась, взломала сейф — спирт, наверное, искали, — а там мутагены. Вот охранники и превратились в сливов. Не пей из копытца, как говориться, козленочком станешь! — Мистер Фриман хохотнул. — А почему «сливы», так мы все отходы сливом называем.

— А почему же вы этих самых сливов не усыпили? Или хотя бы не изолировали? — спросил Мышонок. — Опасные ведь твари!

— Усыпить — это негуманно, — объяснил мистер Фриман, — а изолировать... знаете, сколько они мяса жрут?

— Вот именно, мяса! — сказал Мышонок.

Гнилая Свалка осталась позади. О ней некоторое время напоминал только стойкий медицинский запах, который тоже пропал, после того как мистер Фриман извлек из своего баула очередной баллончик и обрызгал из него музыкантов. Местность постепенно повышалась, тропинка в конце концов вывела их на потрескавшуюся от времени полосу бетона. Дорога одним концом упиралась в невысокий земляной бруствер, украшенный облезлым, многократно простреленным жестяным «кирпичом», а другим — в железные ворота, рядом с которыми имелось помещение для охраны. На воротах имелись круглые вмятины, словно кто-то бился в створки головой. Очень тяжелой и прочной головой. Лабух из любопытства заглянул за бруствер. За насыпью продолжалась та же бетонная полоса, пропадающая в негустом, высаженном когда-то ровными рядами, ельнике. В объезд бруствера была проложена хорошо наезженная колея, так что и сам бруствер, и «кирпич», похоже, играли чисто символическую роль.

Лабух хотел было спросить, куда ведет эта дорога, но не успел, потому что из караульного помещения на площадку перед воротами вышел охранник. Музыканты попятились. Руки автоматически расстегнули кофры с боевыми инструментами, хотя ясно было — не успеть. Не успеть вскинуть гитару, резануть очередью по плоской бронированной морде, выигрывая время, не успеть передернуть затвор и влепить бронебойный туда, где должно быть слабое место, в пульсирующую заушную впадину, не успеть грохнуть шрапнелью из малой ударной, прижимая тварь к земле...