ходить куда-то ночью одна и вообще предпочитаю не покидать своего дома. Однако все дошло до того, что я просто вынуждена совершать такие вот маленькие вылазки…

Мисс Гёринг умолкла, потому что действительно не знала, чем ей продолжать и как объяснить этой девушке то, что она имела в виду, и при этом не слишком длинно, – и осознала, что вот в этот самый миг такое окажется невозможно, поскольку между баром и кабинкой молодых людей постоянно сновала официантка.

– Во всяком случае, – проговорила мисс Гёринг, – я определенно думаю, что нет никакого вреда в том, чтобы немножечко расслабиться и прелестно отдохнуть.

– Все обязаны изумительно чудесно отдыхать, – сказала девушка, и мисс Гёринг заметила, что говорит она с легчайшим акцентом. – Разве нет, мой ангел Котик? – обратилась она к парнишке.

Тот отложил газету; вид у него был довольно раздосадованный.

– Разве нет что? – переспросил у нее он. – Я ни слова твоего не слышал. – Мисс Гёринг совершенно точно знала, что это ложь, а он лишь притворяется, будто не заметил, что его подружка с нею разговаривала.

– Ничего особо важного, – ответила девушка, с нежностью заглядывая ему в глаза. – Вот эта дама тут говорила, что, в конце концов, никому не вредит расслабляться и прелестно отдыхать.

– Быть может, – произнес парнишка, – свиданке вреда больше от прелестного времяпрепровождения, чем от чего бы то ни было еще. – Сказал он это прямо девушке и совершенно пренебрег тем, что мисс Гёринг вообще была упомянута. Девушка перегнулась к нему и зашептала ему на ухо.

– Дорогуша, – вымолвила она, – с этой женщиной случилась какая-то жуть. Я это сердцем чувствую. Не будь с ней, пожалуйста, раздражительным.

– С кем? – спросил у нее парнишка.

Она рассмеялась, поскольку знала, что поделать она тут может мало что. У парнишки часто бывало скверное настроение, но она его любила и могла мириться чуть ли не со всем.

Старик, пришедший с мисс Гёринг, извинился и отнес свои напитки и сэндвичи поближе к радиоприемнику, возле которого и стоял теперь, приложив ухо к динамику.

В глубине заведения на маленьком кегельбане какой-то мужчина в одиночестве катал шары; мисс Гёринг прислушивалась к их рокоту вдоль деревянной канавки и жалела, что ей не видно этого мужчину, чтобы не тревожиться за вечер и быть уверенной, что в заведении не присутствует никого такого, кого можно счесть опасным. Разумеется, оставалась возможность, что в двери зайдут и новые посетители, но это совершенно выскочило у нее из головы. Как бы сильно ни старалась она, а хорошенько взглянуть на того, кто катал шары, ей не удавалось.

Парнишка и девушка ссорились. Мисс Гёринг определила это по их голосам. Она внимательно прислушивалась, не поворачивая головы.

– Не понимаю, почему, – проговорила девушка, – тебе обязательно надо впадать в ярость, стоит мне только упомянуть, что мне всегда нравится приходить сюда и немного тут сидеть.

– Совершенно незачем, – ответил парнишка, – сюда приходить и сидеть тут, а не в каком-нибудь другом месте.

– Тогда почему же… почему ты сюда заходишь? – неуверенно спросила девушка.

– Сам не знаю, – ответил парнишка; – может, потому, что на это место мы натыкаемся первым, выходя из нашей комнаты.

– Нет, – вымолвила девушка, – есть и другие заведения. Вот бы ты просто признался, что тебе тут нравится; не знаю почему, но от этого я была б так довольна; мы сюда уже давно ходим.

– Да будь я проклят, если скажу такое, – и будь я проклят, если зайду сюда еще раз, хоть околдуй ты это заведение.

– Ой, Котик, – проговорила девушка, и в голосе ее звучала неподдельная мука, – Котичек, я ж не про ведьм с их колдовскими силами говорю; даже не думала про них. Только когда совсем маленькой была. Зря я тебе эту историю рассказала.

Парнишка помотал головой; ему стало противно от подружки.

– Бога ради, – произнес он, – да я этого и близко не имел в виду, Бернис.

– Не понимаю я, что тогда ты имеешь в виду, – ответила Бернис. – Сюда или в какое-нибудь другое место многие ходят каждый вечер из года в год, только чтоб выпить да побеседовать друг с дружкой; попросту оттого, что тут им как дома. А мы сюда ходим лишь потому, что потихоньку это и нам домом становится; вторым домом, если нашу комнатенку домом считать; для меня она дом; я ее очень люблю.

Парнишка застонал от недовольства.

– А еще, – добавила девушка, чувствуя, что слова ее и сам голос могут невольно навести на парнишку чары, – столики, стулья и стены тут стали теперь все равно что знакомые лица старых друзей.

– Каких еще старых друзей? – осведомился парнишка, все яростнее хмурясь. – Каких друзей? Для меня это просто еще один гадюшник, где беднота закидывается бухлом, чтобы забыть состояние собственного дохода, которого вообще не существует.

Сел он очень прямо и воззрился на Бернис.

– Наверно, так и есть – отчасти, – расплывчато ответила она, – только я чувствую, что тут не только это.

– Вот в том-то и беда.

Между тем бармен Фрэнк прислушивался к беседе Бернис с Диком. Вечер выдался скучный, и чем больше думал он о том, что говорит парнишка, тем больше злился. Он решил подойти к их столику и затеять ссору.

– Давай, Дик, – произнес он, хватая паренька за воротник рубашки. – Если тебе это заведение так не нравится, вали отсюда к черту. – Он сдернул парнишку с сиденья и страшно пихнул его так, что Дика на несколько шагов мотнуло, и головою он врезался в барную стойку.

– Совсем мозги жиром заплыли, – заорал Дик, бросаясь на бармена. – Кусок ты ретроградного лярда. Я тебе всю белую харю твою помну.

Теперь эти двое сцепились не на шутку. Бернис стояла на столике и дергала бойцов за рубашки, стараясь их растащить. Ей удавалось до них дотянуться, хоть и дрались они на изрядном расстоянии от столика, потому что скамьи с обоих концов оканчивались столбиками, и она, цепляясь за какой-нибудь, могла раскачиваться над головами сражавшихся.

Оттуда, где стояла теперь мисс Гёринг, была видна полоска тела над чулком Бернис, когда та в особенности далеко высовывалась из кабинки. Мисс Гёринг это беспокоило б не чересчур, не заметь она, что мужчина, прежде катавший шары, теперь покинул свой пост и пристально разглядывал оголенную плоть Бернис всякий раз, когда ему предоставлялась такая возможность. У мужчины было узкое красное лицо, сдавленный и какой-то воспаленный нос и очень тонкие губы. Волосы у него цветом были чуть ли не оранжевы. Мисс Гёринг никак не могла определить, крайне законопослушный ли он субъект или же, наоборот, преступная натура, но напряженность