В прошлом году Джон наконец решил искать профессиональной помощи.

– Пока я рассказывал доктору о своей жизни, о том, что мечтаю о долгосрочных отношениях, я, почти что сорокалетний мужик, разразился рыданиями. У меня было такое чувство, что я никогда не выберусь из этой трясины.

Прощаясь со мной, Джон сказал:

– Нормальные родители должны восхищаться всем, что делает их ребенок, должны гордиться им. Может, в разумных пределах критика и необходима, но только высказанная с любовью и, главное, с ощущением, что все равно мой ребенок самый лучший. Иначе получится так, как вышло со мной. Ту искорку, которая убеждает детей в том, что они занимают в мире свое место, мой отец пытался загасить… вероятно, потому, что он сам не ощущал ее в себе.

* * *

Джон молодец, он сам во всем разобрался. Источником его проблем в личных отношениях действительно является отец, который внушил сыну, что он никому не нужен и ни на что не способен. У Джона, несмотря на его успехи в науке, выраженный комплекс собственной неполноценности, и этот комплекс преодолеть очень трудно. Трудно не потому, что у Джона «нет силы воли», здесь свою роль играет кое-что посущественней. Негативный детский опыт создает серьезные функциональные изменения на участках мозга, управляющих распознаванием наших собственных ощущений, потребностей и желаний и аналогичных чувств у других людей.

Рут Ланиус, ученый-нейробиолог, руководитель отделения исследований посттравматического стресса в Университете Западного Онтарио (Канада), посвятила свою научную карьеру наблюдению за тем, как неврологические изменения мозга, развившиеся вследствие негативного детского опыта, влияют на способность взаимодействовать с другими людьми в течение жизни.

«Когда наш мозг находится в состоянии покоя, когда ничего серьезного не происходит – когда, скажем так, мы находимся в состоянии отдыха от острых чувств, – говорит Ланиус, – так называемая сеть пассивного режима работы мозга тихонечко гудит, как машина с прогревающимся двигателем. Сеть пассивного режима включает в себя участки, связанные с памятью, с формированием мыслей и с распознаванием мыслей и чувств других людей. Все эти участки связаны с нашим внутренним мышлением, и сеть пассивного режима всегда готова подсказать нам порядок действий: что уместно, а что нет в данной ситуации, а мы, прислушиваясь к подсказкам, можем подготовиться ко всему, что потребует от нас среда. И на этом этапе подключаются участки мозга, которые связаны с восприятием себя, со структурой ощущений».

У людей, переживших детскую травму, связанную с унижением, сеть пассивного режима работы мозга отличается недостаточной взаимосвязанностью участков. Базовое самоощущение, восприятие глубинного «я» у них очень слабое. Кажется, что их мозг не может выбрать здоровый холостой режим, – или, если сказать иначе, не может обрести чувство равновесия.

Рут Ланиус говорит, что даже незначительный негативный опыт, пережитый в детстве, может существенно повредить нервные соединения. «На сканах нашего мозга видно, насколько хорошо связаны между собой участки в этой сети. Если связи слабые, человеку не хватает позитивного самоотношения и он всю жизнь будет не уверен в себе. А когда человек не уверен в себе, ему сложно строить с кем-то отношения».

Повторяющаяся травма создает ощущение беспомощности. Вследствие сбоев в сети пассивного режима дети не могут уйти из дома или от своих мучителей, они не могут «бороться или бежать» – вместо этого они впадают в «замороженное» состояние, или, другими словами, становятся эмоционально неподвижными.

Детский психиатр Дэн Зигель, доктор медицинских наук, автор книги «Озарение: сила и цель подросткового мозга» (Brainstorm: The Power and Purpose of the Teenage Brain), объясняет дилемму ребенка следующим образом: «Когда родитель является источником травмы, мозг ребенка говорит: “Беги от этого человека, чтобы выжить”. Но в то же самое время мозг дает другую команду: “Держись этого человека, этот человек – твое спасение”.

Если одна часть мозга говорит: “Держись мамы”, а другая: “Уходи”, это неразрешимый биологический парадокс, – продолжает Зигель. – Активируются две схемы, имеющие абсолютно разные цели. Ребенок не может выполнить две команды одновременно. Сознание ребенка разрывается, и это уже не столько эмоциональная, сколько реальная травма для мозга».

Источником постоянного стресса для детей становятся и родители, не способные управлять своими собственными реакциями. Ребенок не может отмахнуться от эмоций взрослого человека и одновременно переживает свои эмоции. Не слишком ли много для неокрепшей психики? «Любого сведет с ума необходимость испытывать множество эмоций, – говорит Рут Ланиус. – Да еще когда вы осознаете, что не можете действовать в соответствии с ними, иначе вообще конец. Единственный выход – отделиться от своих эмоций, но тогда вы теряете эмоциональное осознание того, что происходит вокруг вас».

Даже если травма проистекает из другого источника негативного опыта – смерть или тяжелая болезнь кого-то из родителей, или развод, или постоянные ссоры на глазах у ребенка, – ребенок не может решить задачу «борись или убегай», выбрав что-то одно. Сеть пассивного режима работы мозга, поясняет Ланиус, выключается, и ребенок перестает понимать, как поступить в данную минуту и что делать потом. «Если ребенок живет в условиях постоянного стресса, выключение чувств становится для него единственным способом выжить, – говорит Рут. – Но это означает, что он вырастет не осознающим свои эмоциональные состояния, и для него все будет выкрашено одной краской».

Годы спустя это «замороженное состояние» отразится на попытке выстроить отношения с противоположным полом. Человек, травмированный в детстве, не умеет справляться с негативными эмоциями, он нуждается в эмоциональной поддержке, но не знает, как получить ее. Он не умеет распознать опасные или нездоровые ситуации, и это побуждает его оставаться в травмирующих отношениях, потому что эти отношения кажутся ему знакомыми и безопасными. Он может резко перейти из одного эмоционального состояния в другое, потому что у него отсутствует эмоциональная настройка на свои внутренние сигналы, которые по-хорошему должны были подсказать, где нужно обозначить более четкие границы, где он отдает больше, чем получает, где нужно идти вперед, а где лучше бы остановиться.

Рут Ланиус помогает пациентам, пережившим травму в детстве, научиться осознавать свои чувства – для некоторых это первый такой опыт. «Ко мне приходили на прием взрослые люди, которые никогда не переживали позитивных эмоций. Когда они начинают чувствовать нечто позитивное, приятное для них, они тут же меняют плюс на минус, и позитив становится негативом. И это не черта характера, просто так работает их мозг», – говорит она.

Это подтверждено экспериментально. Взрослым участникам исследования раздали карточки со словами, обозначающими разные эмоции, и позитивные, и негативные. Те, кто пережил травмирующий детский опыт, судя по электроэнцефалограмме, одинакововоспринимали все слова, для них не было разницы между «любовью» и «ненавистью».